Б.А. СМИРНОВ-РУСЕЦКИЙ О СВОЁМ ТВОРЧЕСТВЕ
По материалам выставки (продолжение)
Образ Николая Константиновича постоянно живет в моей памяти. Этот образ, конечно, менялся со временем ... – и внешне, и, естественно, внутренне. Но для меня он запомнился больше всего именно таким, каким я его видел в 26-м году. Ему было в то время 52 года, это был человек в расцвете сил, человек такой огромной духовной мощи, удивительно цельный, удивительно устремлённый и, вместе с тем, полный какой-то сосредоточенности, самоуглублённости. Вот в этом портрете, мне кажется, именно это чувство самоуглублённости особенно хорошо передано. Здесь я должен заметить, что ... первоначальный оригинал – это портрет [кисти] Святослава Николаевича. ... здесь я привнёс нечто своё, но пользовался всё-таки оригиналом его, потому что непосредственно с натурой мне работать не пришлось.
После встречи с Николаем Константиновичем Рерихом у меня возникло большое желание посетить все места, которые он в своё время посещал, и среди этих мест особое значение имела Сортавала. В Сортавале он жил в течение двух с половиной лет, там он провел... в некоторой степени изгнание, потому что наступил момент, когда он уже не мог вернуться в Советский Союз, граница была закрыта. И вместе с тем, Сортавала была как бы переходным моментом, переходом к новому этапу его жизни – к тому периоду, который завершился пребыванием в Индии.
Север всегда был близок мне, но, когда я попал в Сортавалу, я почувствовал, что именно в Сортавале я нашёл тот характер пейзажа, тот образ природы, который больше всего говорит душе. Это своеобразная вещь, это очень своеобразная тема – связь природы с нашим духом, с нашим восприятием мира. Для меня Север во всех его формах ... бесконечно близок.
Это своего рода портрет камня. И таких портретов у меня много. Я отношусь к камню, как к живому существу. Я люблю эти камни и, когда я возвращаюсь в Сортавалу, вот этот камень ... непременно навещаю. Так что я точно знаю его местоположение и неоднократно его рисовал в разных поворотах, с разных сторон. Камни меня радуют своей непреходящей сущностью. Хотя они не вечны, но по сравнению с нами, их жизнь длится очень-очень долго. Нужно сказать, что китайская мудрость – учение Лао-цзы – говорит о том, что в каждом камне есть душа, и нужно суметь только почувствовать и понять её. И вот это указание я и стараюсь выполнить – почувствовать в каждом камне его живую душу.
Но в Сортавале меня радуют, конечно, не только камни. Это, прежде всего, бесконечно разнообразная игра неба и игра воды. Обе эти стихии – и воды, и неба – для меня тоже очень родственны, и поэтому, вот скажем, эта работа «Просторы Ладоги» – она типична для этого северного пейзажа, где безграничные, бесконечные острова уходят вдаль, где сверкает солнце, где облака строят какие-то иногда причудливые, необычные фигуры. [Это изображение и] налетающего ветра, который ложится по воде такими полосами... И здесь вы чувствуете, что человек в этом просторе должен быть очень-очень маленьким.
Вообще, одни только китайцы сумели найти масштаб человеку. Обычно европейцы стараются человеком заслонить всё остальное, а китайцы, они в ... пейзаже, большого размера человека делают вот таким маленьким. На самом-то деле, человек и есть такой маленький. Это мы только сами себя стараемся показать большими. И вот мне кажется, что вот эта соизмеримость человека и природы, она очень важна. То есть нужно понять, что человек – это часть природы, это вовсе не царь природы, а всего-навсего только, может быть, даже не очень большая часть. И, во всяком случае, он может быть потенциально царём природы, но пока он является больше разрушителем природы, чем её царём.
Я старался найти следы Рериха. Вместе с одним исследователем местных достопримечательностей, финном Яако Райненом, мы... осматривали те места, где жил и где путешествовал Рерих. Вот среди этих мест одной из достопримечательностей является остров Ворона – так называется он по-фински. Вот этот остров поразителен своими высокими отвесными скалами, скалами, которые образуют какие-то необычные лики, скалами чрезвычайно такими выразительными и мощными. Этот остров послужил для Рериха темой нескольких картин. В частности, есть такая картина «Экстаз», где такой столпник, стоящий, как вросший в землю, окружен такими фантастическими мощными скалами. Как раз эта тема взята от этого острова.
Что, конечно, незабываемо на Севере, это белые ночи. Вот ... один из образов такой белой ночи, который много-много раз приходилось наблюдать. Это удивительная тишина, это благостный покой, это чувство величия и вместе с тем такой, как бы сказать, чистоты. Пожалуй, нигде я не испытывал такой степени этого чувства, как именно на Севере.
Север замечателен еще и своими туманами. Эти туманы, окутывая скалы, окутывая горы, дают всему фантастический, необычный вид.
Среди многих мест, которые посещал Рерих, особое значение имела псковская земля. Николай Константинович очень любил псковские храмы, которые удивительно гармоничны, спокойны, они как бы вросли в землю, они вырастают из земли, они образуют с ней какое-то единое целое. И вот это Псковско-Печерский монастырь – это место, которое посещал Николай Константинович. Мало того, у него есть картина, нарисованная с абсолютно той же самой точки, с которой я рисовал этот монастырь. И мне было именно интересно сопоставить, как я увижу и как он уже 80 лет или 70 лет тому назад видел тот же самый монастырь. Нужно сказать, что сам монастырь почти не изменился. Он никогда не закрывался, он был сначала эстонским, потом вернулся обратно к нам, и он не закрывался. И этот двор монастыря, с этой звонницей – всё это осталось совершенно неизменно. И поэтому здесь разное видение. Очень жалко, конечно, что здесь рядом нельзя ... сопоставить работу Рериха, – тогда было бы особенно ясно, что один и тот же объект можно увидеть очень по-разному.
Во Пскове, конечно, не только замечательны церкви, но и прекрасны его стены, башни, кремль. Эти башни называются «башни у решёток». Вот между этими двумя башнями находилась металлическая решётка, которая заграждала доступ в реку Пскову. Вот эта маленькая река, впадающая в реку Великую, – это Пскова, и здесь стояли решётки. Поэтому башни так и называются – «башни у решёток». Ну вообще тема этих башен у меня встречается неоднократно, это один из её вариантов.
А вот это древнее Труворово городище. По преданию, вот там [на пригорке]... собственно, городище ... находится... там маленькая церковка стоит. А вот это [на переднем плане] – ... кладбище, и на этом кладбище находится древнейший крест, вот такой ... формы – каменный крест, который называется «труворовым крестом». Хотя вообще это ... в некоторой степени фантазия или, во всяком случае, домыслы, но у Николая Константиновича есть как раз работа с этим крестом, и вообще эту тему Труворова городища он использовал в своих картинах.
Псковская земля замечательна не только своими древностями. Для каждого русского дорого в ней одно место, связанное с Пушкиным: это Михайловское, Тригорское – места, где Пушкин провел целый ряд лет в изгнании, места, которые удивительно сохранились и в наши дни. Здесь проявилось, я бы сказал, просто гениальное творчество Гейченко – человека, который отдал, в сущности, всю жизнь воссозданию этих пушкинских мест. И вот здесь, на этой работе – аллея Керн, воспетая не раз, для всех ... знакомая по поэзии Пушкина, и, можно сказать, удивительная. Это один, я бы сказал, символ такой аллеи, которых было так много в русских поместьях. ... я её просто назвал «Старая аллея». Это именно символ русского поместья, потому что почти всюду в русских поместьях были вот такие липовые аллеи – поэтичные, тихие, которые как-то невольно привлекают взгляд, и хочется пройтись, и хочется уединиться там. Вот Михайловское в этом отношении, так же как и Тригорское, – они очень сохранили ... этот дух прошлого.
Среди многих путешествий, которые я предпринимал, особое место занимает Алтай. Дважды мне пришлось побывать на Алтае: один раз это была Уральская долина, а второй раз – Уймонская долина – те места, где когда-то жил Рерих. Уймонская долина – тихая, широкая, благородная, она показана вот на этой работе. Это как раз раннее утро в Уймонской долине.
Но когда вы поднимаетесь несколько выше, то видите горы, среди которых такими ожерельями смотрятся маленькие зарождающиеся облака. Вот эти облака возникают на глазах, совершенно непонятно откуда. Ну, конечно, ... физически можно это объяснить, но вообще для зрителя это какое-то чудо, потому что вы видите, что ничего не было, и вдруг вот рождается такое ожерелье облаков, которые обычно находятся на высоте 2,5-3-х километров. [На картине] ... горы именно в таком диапазоне высоты, но там вы видите уже и снежные пики – это горы, которые приближаются к Белухе – Катунский хребет.
И вот апофеозом, так сказать, этих гор служит Белуха. Это Белуха с необычного несколько поворота, здесь её не очень чётко видно, но зато очень красива игра облаков, игра света и тени на этих снежных массивах.
А вот в центре вы видите тему, которая не имеет прямого отношения к Алтаю. Это тема «Снегурочки» – [картина] «Весна». Здесь вдали вы видите хаты, цветущие деревья, ... [на переднем плане] камни, около которых должно происходить само действо «Снегурочки». И это, по сути дела, русский пейзаж. Но здесь я придал этому пейзажу черты, связанные с Алтаем, и поэтому он как-то хорошо увязывается с окружающими картинами. Так что тема «Снегурочки» ... настолько универсальна, что это действо «Снегурочки» может происходить и на Алтае, так же как оно происходит в среднерусской полосе, так же как это написал Островский, пользуясь природой Костромской области.
Природа в её вечном изменении, в её вечном движении показана на этой работе. Здесь символом старого служит вот это мощное дерево, и рядом, из-за него вырисовывается уже новое, ещё не распустившееся дерево. Так эта картина и называется «Старое и молодое».
И, наконец, последняя работа. Я назвал её «Зелёный мир». Это, если хотите, символ той красоты, той прелести, которая должна расцветать на нашей планете. Вот это то, за что человечество сегодня должно бороться – экологически чистая, свежая, как бы юная природа».