ЮРГИС БАЛТРУШАЙТИС

Юргис Казимирович Балтрушайтис (1873–1944) – русский и литовский поэт-символист и переводчик, дипломат. Балтрушайтис был человеком двух жизней или двойной жизни. Одна — более или менее обычная, внешняя, другая – в себе, в интимной закрытости собственной личности. Главными условиями другой жизни для него были одиночество и тишина; тоска по тишине, жажда тишины, стремление к тишине, поиски ее в горах, затерянных тропах, монастырских кельях. Балтрушайтис создавал философию этой скрытой жизни.

Поэтический мир Балтрушайтиса вселенский, космический. Мир таинственного, единого принципа, в котором все, что есть, имеет свое предназначение, судьбу, смысл. Метафизика Ю. Балтрушайтиса проявляется в духовном стремлении преодолеть рубеж, увидеть, услышать то, что невидимо и неслышимо, сталкивающимся с пониманием недостаточности, слабости этих усилий.

Балтрушайтис активно участвовал в тех духовных собраниях, где люди узнают друг друга по гармонии созвучий души. Довольно частые посвящения его стихов – признание или исповедание этих созвучий. Скрябину посвящены восемь стихотворений Балтрушайтиса. Эти посвящения являются знаками общего духовного пространства.

Балтрушайтис, в воспоминаниях называемый «большим мудрецом», имел особую силу воздействия, влияния, способность направлять, словно передавая другим импульсы духовной энергии.

SILENZIO*

Молчанье! Забвенье без срока...
Свой жребий, пустынник, мечи...
Пусть зыблется жизнь одиноко,
Как пламя ночное свечи...

Безмолвие грани последней
Мой дух просветленный зовет...
И глухо на башне соседней
Пустынное время поет...

Ни страха, ни ропота в бое
Вещающих утро часов...
Лишь молится сердце живое
Восходу светающих снов...

Молчание! С гордым упорством,
Пустынник, таи свой простор...
Пусть люди о хлебе их черством
Ведут нескончаемый спор...

Всем жаром души своевольной
Будь предан иному труду,—
Ты слишком упорно и больно
Метался в бесплодном бреду!

* Silenzio (итал.) – молчание.

¤ ¤ ¤

Вся мысль моя – тоска по тайне звездной...
Вся жизнь моя – стояние над бездной...

Одна загадка – гром и тишина,
И сонная беспечность и тревога,
И малый злак, и в синих высях Бога
Ночных светил живые письмена...

Не дивно ли, что, чередуясь, дремлет
В цветке зерно, в зерне – опять расцвет,
Что некий круг связующий объемлет
Простор вещей, которым меры нет!

Вся наша мысль – как некий сон бесцельный...
Вся наша жизнь – лишь трепет беспредельный...

За мигом миг в таинственную нить
Власть Вечности, бесстрастная, свивает,
И горько слеп, кто сумрачно дерзает,
Кто хочет смерть от жизни отличить...

Какая боль, что грозный храм вселенной
Сокрыт от нас великой пеленой,
Что скорбно мы, в своей тоске бессменной,
Стоим века у двери роковой!

AVE, CRUX*

Брось свой кров, очаг свой малый,
Сон в тоскующей груди,
И громады скал на скалы
В высь немую громозди...

Божий мир еще не создан,
Недостроен божий храм, –
Только серый камень роздан,
Только мощь дана рукам.

Роя путь к твердыне горной,
Рви гранит, равняй холмы, –
Озари свой мрак упорный
Искрой, вырванной из тьмы...

Пусть взлелеет сны живые
Отблеск творческой мечты,
И чрез бездны роковые
Перекинутся мосты...

Лишь свершая долг суровый,
В миры лени, праздной лжи,
Ты расширишь гранью новой
Вековые рубежи...

Лишь предав свой дух терпенью,
Им оправдан и спасен,
Будешь малою ступенью
В темной лестнице времен...

* Ave, crux (лат.) – «Да здравствует Крест», слова из католического песнопения на праздник Воздвижения Креста.

BEATI POSSIDENTES*

Блажен, чей день лазурным кругом
Облек поля, венчал простор...
Блажен, чей путь проходит лугом,
Где пестрый цвет встречает взор...

Блажен, кто, жизнью ослепленный,
Весь предан мигу, с мигом слит,
По краю пропасти бездонной
Без дум и ужаса скользит...

Блажен, в ком слиты воедино
Случайность жизни и судьба,
Кто с гордым сердцем господина
Свершает горький труд раба...

Блажен, кто, жребий вверив зною,
Избранник Солнца, гаснет с ним, –
Блажен, кто силой неземною
От смертной горечи храним...

* Beati possidentes (лат.) – буквально «блаженны обладающие».

ВЕРУЮ

Знаю я в яви вселенной
Плач на рассветном пороге,
Путь человеческий в зное.
Длящийся ложно...

Знаю, как сердце земное
Хило во сне и в тревоге,
Немощно в радости тленной
В скорби ничтожно...

Вижу я в смертной истоме
Годы заботы и крохи
Блага, блаженство и рядом
Горе у двери –

Юность с седеющим взглядом,
Старость с проклятьем во вздохе,
В нищем и княжеском доме
Те же потери...

Снится мне в жизни, однако,
Цвет человеческой доли.
Полдень души беспечальной
В мире и в споре –

Верю я в жребий венчальный,
В царствие часа без боли,
В посох, ведущий средь мрака
Вечные зори...

Верую, верую, Боже,
В сумрак о звездах поющий,
Свет воскресенья сулящий
Чудом страданья...

Верую в молот дробящий,
В пламя и в меч создающий,
В жертву зиждительной дрожи,
В дар оправданья.

ВОСХОЖДЕНИЕ
А. Скрябину

Плетусь один безлюдным перевалом,
Из света в свет – сквозь свет от вечных стен...
Неизреченно пламя в сердце малом
И тайный жар в душе неизречен!

Мгновения – как молнии... В их смене
Немеет вздох отдельности во мне...
И в смертной доле выше нет ступени,
И ярче нет виденья в смертном сне!

Ни жалобы, ни боли своевольной...
Ни ига зыбкой радости людской...
Лишь кроткий свет молитвы безглагольной,
И знание без мысли, и покой...

И снова дух, как пилигрим опальный,
Восходит в храм пророческой Молвы,
Где ширь земли – как жертвенник венчальный
Под звездным кровом Бога синевы, –

И где, вне смерти, тает в кротком свете,
В жемчужных далях бездны золотой,
Вся явь вещей и бренный труд столетий,
Как легкий дым кадильницы святой...

НЫНЕ И ПРИСНО
А. Скрябину

Все, что трепещет иль дремлет
В тайном кругу бытия,
Строго от века объемлет
Мера моя.

Слитность и вздох одинокий,
Колос и цвет на лугу –
Смертные грани и сроки
Я стерегу.

Тот, кто в незнаньи беспечен,
Тот, кто прозреньем томим –
Каждый незримо отмечен
Знаком моим...

Правя земною игрою,
Вскинув-смиряя волну,
Я разрушаю и строю,
Сею и жну.

Солнце в светающем небе,
Искра в ночной тишине –
Каждый раскрывшийся жребий
Замкнут во мне.

Грянув, как молот суровый,
В вечном и тщетном бою,
Я расторгаю оковы,
Цепи кую.

Мука влекомых на плаху,
Ласка мгновений людских,
Все умолкает по взмаху
Крыльев моих!

ДНЕВНОЕ СИЯНИЕ
A Jiovanni Papini – [Джованни Папини]

В полдневный час, целуя алчно землю,
С молитвенной и трепетной тоской
Я славлю мир, и жребий свой приемлю,
И всякий дом, и всякий крест людской...

Я знаю: свят труд молота и плуга,
И праздный цвет, и важный звон серпа,
И свет росы средь утреннего луга,
Как вся земная пестрая тропа...

Все та же явь: осенний вихрь над нивой
И стройный стебель в стройный час весны,
Седые думы старости ворчливой
И юных дней несбыточные сны...

Равно достойны света воздаянья –
Суровый пот к земле склоненных лиц,
В огне веков нетленные деянья
И мудрый лепет вещих небылиц...

Мгновение и длительность без меры,
Объятое смятением и сном,
И зыбь полей, и в поле камень серый –
Живые зерна в колосе одном...

РАЗДУМЬЕ

Проходит день, и глухо сердце бьется —
О том, что есть, о том, чего уж нет…
По жребию нам счастие дается,
По жребию, раскрывшись, меркнет свет…
То явь гремит, то, осененный снами,
Как дымный факел, тлеет тихий час…
Их череда расчислена не нами,
Их тайный след в душе решен без нас!
Вплетаясь в жизнь, раскрывшись вдруг, украдкой,
Всегда врасплох приходит каждый миг…
И скорбен дух, обманутый догадкой,
И медлит воля в помыслах своих…
Но ясен путь, и падают оковы,
Едва душа, без боли о себе,
Тоскующе приемлет долг суровый
Свободного служения судьбе…

ДРОБЛЕНИЕ

Как бы ни цвел неизмеримо
В пыланьи мира каждый миг,
В нем, тайным страхом одержимо,
Трепещет сердце, дух поник...

И все встречают вихрь мгновенья
Холодным взглядом сироты,
И что ни доля, то – дробленье
Невозвратимой полноты...

И каждый-каждый, судя строго,
Своим случайным часом жив,
Отторгнув грудь свою от Бога,
Себя от мира отделив!

Как будто в жизни не от века,
Хвалою майскою звеня,
Сверкает в доле человека –
Живое пламя – чудо дня!

И будто, звездными волнами
Баюкая безгранно нас,
В безмолвных высях не над нами
Плывет-цветет полночный час!

ЗАПОВЕДЬ СКОРБИ

Когда пред часом сердце наго
В кровавой смуте бытия,
Прими свой трудный миг, как благо,
Вечерняя душа моя.

Пусть в частых пытках поникая,
Сиротствует и плачет грудь,
Но служит тайне боль людская
И путь тревоги – Божий путь...

И лишь, творя свой долг средь тени,
Мы жизнью возвеличим мир
И вознесем его ступени
В ту высь, где вечен звездный пир..

И вещий трепет жизни новой,
Скорбя, лишь тот взрастит в пыли,
Кто возлюбил венец терновый
И весь отрекся от земли...

¤ ¤ ¤

Нарядно выстлав дол, взбегая на холмы,
Красуйся, шелести, зеленый океан!
Твой радостный простор мой дух освобождает
От горькой слепоты незнанья моего,
И в полноте восторга сердце постигает
Премудрость Пахаря и Замыслов Его.
Всю горечь дней моих и боль душевных ран,
Поникнув пред Творцом, смиренно забываю,
И с шелестом твоим свой тихий вздох сливаю.
Красуйся, шелести, зеленый океан!
В полдень мы были высоко в горах –
Вместе забыли мы рыночный прах.
Все мы имели: простор впереди,
Гордую веру в груди!
В этот святой, торжествующий час
Мир был наряден и светел – для нас.
Миг торжествующий нас приобщил
Богу живому мечтаний и сил.

РАЗДУМЬЕ

Жизнь кого не озадачит,
Кто, захваченный грозой,
Не вздохнет и не заплачет
Одинокою слезой!

Все мы радостно и бодро
Покидаем детский кров,
Верим в полдень, верим в вёдро,
В тишь далеких вечеров...

Но с доверчивыми снами
Тень сплетается и – вдруг
Жребий, брошенный не нами,
Нас влечет в свой строгий круг...

Все мы сеем, вверив зною –
Божьей прихоти – свой хлеб,
И с молитвою немою
Точим серп, готовим цеп...

Безмятежен и просторен
Мир в весенней тишине...
Много Пахарь бросил зерен,
Много ль будет на гумне!

СЕЯТЕЛЬ

Древним плугом поле взрыто,
Будут зерна в глубине!
Ширь пустынная открыта
Зеленеющей весне...

В древнем поле, над оврагом,
Вековой своей тропой,
С зыбкой ношей, мерным шагом
Бродит Сеятель слепой...

Он бессмертною десницей,
Строго помня свой завет,
Сеет плевелы с пшеницей,
Хлеб людской и божий цвет...

Будет год ли урожайный,
Иль бесплодье ждет зерно,
Приговора вечной тайны
Старцу ведать не дано...

Он лишь мерно, горстью полной,
Рассыпает вдоль межи
Летний трепет, шелест, волны,
Звон и пенье в поле ржи...

Из лукошка рокового
Он лишь сеет дар Творца –
Скудный свет людского крова
И проклятие жнеца!

СТУПЕНИ

Мы – туманные ступени
К светлым высям божьих гор,
Восходящие из тени
На ликующий простор...

От стремнины до стремнины –
На томительной черте –
Все мы гоним сон долинный,
В трудном рвеньи к высоте...

Но в дыму нависшей тучи
Меркнут выси, и блажен,
Кто свой шаг направил круче
По уступам серых стен...

Он не слышит смуты дольней,
Стона скованных в пыли,
Перед смелым все привольней
Глубь небес и ширь земли...

Дремлет каплей в океане
Мир немых и тщетных слез, –
Мудр, кто в тишь последней грани
Сердце алчное вознес!

ТОПОЛЬ

Как в мой разум беспокойный
Входит светом пенье грез,
Дикий тополь век свой стройный
В мир дробления принес...

Я свирелью многодумной
Славлю солнце в майском сне,
Он своей листвою шумной
Повествует о весне...

Если я теряю в плаче
Ясность сердца моего,
Той же грустью, лишь иначе,
Дышит шелест, речь его...

В час смятенья грозового
Стойко встретит свист и вой,
Он, как я, качает снова
Непреклонною главой...

В нем – во мне – все тот же жребий,
Долг опальных, долг живых –:
Лишь тянуться к солнцу в небе,
К звездам в далях мировых...

¤ ¤ ¤

Мне голос был средь смертной яви —
Свой Посох крепче обойми,
Ведь ты лишь гость в земной забаве,
И плачешь в мире не с людьми...

Твой путь бездомный не отсюда,
Один мужайся и бреди,
И обретешь рожденье чуда
В твоей тоскующей груди...

Сквозь свет, сквозь слезы в час метельный,
В скитанъи мужествуй, доколь
У грани дали беспредельной
Не станет вешним цветом боль.










Agni-Yoga Top Sites Яндекс.Метрика