КОСМИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ
Из автобиографических заметок создателя традиции
сибирской йоги Виталия Таванова (Саньяна)
Переживание Космического сознания скорее Дар, нежели достижение. Вряд ли возможно одной психофизической практикой достичь этого чуда.
Это прямое и чистое переживание, скорее, более связано с посвящением, дабы ищущий был твёрд и уверен на своём пути, и выстраивал свой путь по притяжению к пережитому, а не исходя из умственных заключений.
Попробую сделать посильную мне попытку выразить это грандиозное свершение на родном языке, вложив ещё одну золотую крупицу в сокровищницу духовности русской Души. К этому особенно меня подталкивает полная неудовлетворённость данных описаний традиционной литературы по йоге — в большинстве своём переводной по сути, а в отечественных источниках русских искателей не встречал вообще.
Итак, начнём с того, что искания мои в возрасте 19 лет от роду упёрлись в точку понимания того, что вся изученная мной к тому времени литература по буддизму, теософии, агни-йоге, индуизму, христианству, суфизму и т.д. (может, ещё что-то забыл) хоть и давала топливо к устремлению, и даже пропускала в высших своих выражениях Свет Высшего, но не давала удовлетворения в главном — она не могла дать даже намёка на то, что есть возможность вернуться в изначальное состояние Знания.
Последними настольными трудами, изученными мной, так и остались сутры чаньских патриархов и Бхагавад-Гита. Именно та Бхагавад-Гита, которую распространяли вайшнавы от Прабхупады. Сами комментарии Прабхупады у меня не вызывали ни капли доверия, но диалог Кришны и Арджуны меня захватывал полностью. Мне казалась сакральной и трепетной такая дружеская связь, которая светилась через диалоги Кришны с Арджуной. Простое доверие и прямая передача Истины.
Тогда я уже окончательно решил, что, закончив институт, я умотаю на поиски Истины в Китай, Индию или на Ближний Восток, не важно куда — лишь бы поближе к Ней. Но диалог Гиты открывал какие-то совсем иные двери Поиска. Я предчувствовал иное измерение поиска Истины. Я не раз перечитал ту главу, где по простой дружеской просьбе Кришна показал свою Космическую форму существования Арджуне. И меня удивляла реакция Арджуны. Мне казалось, что если бы я удостоился такого даршана, то я бы принял это видение — как исконно своё конечное состояние своего существования. Мне казалось тогда, что это состояние и есть естественное состояние сознания, которое обязано непрерывно иметь каждое разумное существо. И мне было странно, что Арджуну напугало это переживание. Я надолго включился в осмысление этой сцены.
Практически я погрузился в непрерывную дхьяну (сосредоточенный поток однонаправленного размышления — форма пространственного мышления) на этот сюжет. Я непрерывно поверял свою личность этим сюжетом и постепенно приближался к мысли, что не может быть так, что за всю историю человечества только одному человеку могло улыбнуться счастье лицезреть космическую форму Всевышнего. Я вполне принимал, что это непостижимые игры Всевышнего, но непонятно, почему именно я должен был непрерывно испытывать муки неведения.
Я не знал, что мне делать, просто чтобы скрасить свои мучения я практиковал психофизические практики йоги, цигуна, тай чи и в целом боевого искусства. Самостоятельно начал включать практики молитвенного обращения к Всевышнему, вдохновлённый опытом суфиев (повторение непрерывное фраз обращения к Божественному) и созерцательные техники. Я отдавал себе отчёт в том, что эффективность их вряд ли приведёт к какому-то серьёзному результату, но и бездействовать я не мог. И я практиковал эту непрерывную осознанность всё то время, которое я находился в бодрствующем состоянии сознания. Помимо учёбы в институте (Томский институт автоматизированных систем управления и радиоэлектроники — тогда он входил в пятёрку лучших технических вузов Союза), исполнения элементарных обязанностей по дому и умеренного — исключительно душевного общения с друзьями я решил в летние каникулы занять свои руки общественно-полезным трудом. Появилась некоторая глубинная потребность в правильной карма-йоге. Подчёркиваю словом «правильная» потому, что весьма важно: где, для кого и как она произведена, помимо того, в каком именно сознании она произведена.
Было это так. Моя мама к тому времени уже постоянно посещала молитвенные собрания христиан баптистов и собиралась стать членом данной церкви. На то время христиане решили увеличить площадь своего молитвенного здания и построить пристройку. Мама меня попросила помочь им в этом позитивном труде. И мне как-то реально захотелось это сделать, я почёл за благо помочь этим чистым сердцам и добрым душам.
Находясь в их трудовом сообществе и в благом труде, я испытывал то непринуждённое общение, которое невозможно было в любой другой окружающей меня среде. Несмотря даже на то, что мои братья студенты были замечательнейшие индивидуальности по отдельности и удивительным коллективом в целом со всеми высокими идеалами советской культуры и ценностями русской души. Также немало было и утончённых натур с востока. Но был и мат, и пошлость, и врождённая грубость, спирт, анаша со всеми вытекающими отсюда похотями. Поэтому в целом общение было несколько урезанным, потому как на втором курсе я окончательно завязал со всем, что понижало вибрации моей души, даже включая мясные и морепродукты.
Трудовая атмосфера баптистов всегда исполнена покоя. Уверенность в успехе любого дела давала опора на веру в своего Бога, отсюда проистекало благостное отношение к внешнему миру и чистое семейное отношение друг к другу. Всё было от Бога, для Бога и самим Богом. Там не было слышно повышенных тонов, не пахло перегаром, и сложности строительного труда разрешались легко, непринуждённо, и как-то я бы сказал — искусно, мастерски. Все они были очень добросовестными мастерами в различного рода ручном физическом труде. Делалось всё с немецкой тщательностью, русской изобретательностью и ещё чем-то таким, что напоминало чудо. Потому как за отсутствием денег материал появлялся всегда каким-то чудесным образом, и при этом все оставались в плюсе.
Ребята-баптисты не упорствовали в навязывании своих взглядов вероисповедания, но и не скрывали свою интимную связь со своим Богом. В их отношении к Богу я не видел тех элементов, которые бы меня как-то привлекали. Я видел, что это чистые, честные, трудолюбивые и очень здравые люди. Но они не болели той метафизической болезнью, которой страдал я. Их вполне устраивало, что Бог им помогает в жизни и в быту, и Он ведёт их к праведной жизни. Я же горел познанием Истины в конечной инстанции, меня могло удовлетворить только прямое видение Истины. Поэтому я у них учился прямоте, честности, искренности и трудолюбию, ибо то общество, в котором я взрастал, породило вполне ущербную личность по многим параметрам.
В дебаты о путях Господних я не включался, но Библию потихоньку начал читать сначала.
Когда мы закончили с пристройкой и наступила осень, они пригласили меня посетить их богослужение. Я решил не отказываться, а просто прийти и посмотреть, как у них обрядовая часть проходит.
Ничего удивительного и сверхъестественного, на первый взгляд. В новом, нами построенном доме, собралось бабушек с небольшим количеством дедушек числом так тридцать, плюс большое семейство самих служителей (главным был пожилой отец с женой, и у него где-то десяток взрослых сыновей и дочерей было, среди которых пятеро несли основную нагрузку по службе, плюс у этих детей были тоже уже взросленькие детишки). Было несколько человек совсем неординарных для этой группы.
Например, был один зрелый мужчина, который курировал данную секту от когда-то КГБ. В своё время он занимался доносом ценной информации с этих собраний в свой отдел. И надо заметить, что в ту пору он, наверное, был единственным успешным (позже я обнаружил в Томске ещё одного по-настоящему реального подвижника) самоотверженным самопальным йогом. Йогом, который реально по синькам (ранее размножали печатную продукцию такого типа подпольно на аппаратах типа «Эра» и листы были синие-синие) в своём импровизированном отшельничестве (выбор работы на удалённой водонапорной станции по сменам «сутки через трое» и проживание в своём доме в малочисленной деревне) достиг поднятия Кундалини в форме пранической энергии. Но вот незадача, поскольку не было рядом реального учителя, он счёл сопровождающие сие таинство состояния за форму сумасшествия. Не сразу так, конечно. Он насладился вначале своим превосходством над другими, порадовался некоторым сверхестественным способностям, но переживание савикальпа-самадхи никак не вписывалось в его проштампованные эго представления, и он как-то озадачился тем, что всё это на самом деле никуда не ведёт, ибо только способствует укреплению эго, а сопровождавшие трансцендентальные состояния он вообще не понимал как классифицировать и счёл, что они, скорее всего, в дальнейшем плохо скажутся на его психике.
Он как агент КГБ вполне легально вёл группу карате и в целом был очень честных правил. В итоге в определённый момент на очередном доносе он внятно заявил своим кураторам, что курируемая им секта есть оплот ума, чести и совести всего человечества, и, короче, истинные ленинцы. И, в общем, он теперь весь на их стороне, потому как сердце ему не даёт иных альтернатив. Так вот он своеобразно вышел из рядов стукачей и стал преданным Христа. Надо заметить, что на самом деле реально так выйти из КГБ мог только реальный сиддх.
Всё лето, пока мы трудились на молитвенном доме, он пытался меня заинтересовать своими достижениями кундалини-йоги, чтобы потом показать, что всё это ничто перед Богом и вовсе не от Бога. И да, в его случае он был абсолютно прав, ибо мотив посвящения себя этому занятию был импульс от эго, доказать всем своим сопутникам и сослуживцам, что именно он — может, и что он беспредельно превосходит их всех вместе взятых. Ну, конечно, не так явно всё это выпирало, но он это вполне распознал. А распознать это мог только настоящий человек и истинный йог. Так как поголовное большинство русских йогов обычно на это вообще не обращают никакого внимания. Жаль, что при таком подходе именно сиддхи привлекают внимание ищущего, а трансцендентальное переживание опускается за неимением необходимого инструментария для его взращивания в нужном направлении. Не было культуры, да и сейчас её, к сожалению, не имеется. В общем, обрёл он своё спасение от себя самого в чистой вере христиан баптистов.
С ним был ещё один вышедший из рядов каратистов-службистов. Тоже интересная личность. Позже ему пришлось столкнуться с налётчиками нашего мэра Томска (который ныне отбывает срок), и в своём одиночном противостоянии полуторам десяткам бойцов он нечаянно убил с одного удара одного из них, в виду чего ему пришлось покинуть наш город и, по-моему, страну. Вообще после моего трудового отпуска туда стали очень колоритные товарищи подтягиваться.
Так вот, не сильно удаляясь от темы, продолжу. Поскольку моя болезнь была священной, то никакой йог, и никакой каратист, и даже службист (как бы они в то время экзотически не выглядели, ибо ранее таких в стране было по нескольку экземпляров на город) никакими сиддхами не мог отвлечь моего внимания от моей цели.
Когда я попал на собрание баптистов, то увидел вполне прозаическую картину. Пожилые люди вначале пели христианские гимны (кто как мог), потом кто-нибудь из братьев читал строки из Библии и некоторое время в назидательной форме рассуждал на данную тему, а потом начиналась коллективная молитва с коленопреклонением. И за время всего собрания данный сценарий повторялся 5–6 раз.
В течение коленопреклонённой молитвы все молились про себя, и лишь один молился вслух, передавая эстафету произвольно следующему. И за один цикл успевало вслух произнести свои просьбы-славления человек 5–6, после чего ведущий завершал своей более строгой формы молитвой, ибо молитвы предыдущих имели вольную форму.
Пока я созерцал это действо, во мне отыграла параллель. Простой разговор Кришны и Арджуны. Бабушки и дедушки так же по-простому говорили Богу о своих проблемах, благодарили его так, словно он был в двух шагах от них. Арджуна просит Кришну, и Кришна показывает. Бабушки просят Бога и он… Арджуна просит показать космическую форму. Бабушки просят помочь с жильём, излечить болезнь, вытащить родственников из сложных ситуаций, наладить дела у детей, избавить мужа от алкоголизма и т.д. — весь набор по улучшению быта жизненного пространства. Просьбы были реальными и касались очень сложных проблем, которые обычно сами собой не решаются в жизни, а, если и решаются, то на решение их, как правило, уходят все жизненные силы одной жизненной единицы.
В конце собрания отец всех братьев, мил человек, подошёл ко мне и спросил о моём впечатлении от увиденного. Я сразу же напрямую поинтересовался: «А что? Вот эти люди, так запросто просящие о разрешении достаточно сложных проблем у верховной личности Бога, действительно получают квартиры, трезвых мужей, исцеление от неисцелимых болезней и устройство на работу непутёвых детей?». На что мил человек также просто и ответил, что ничего сверхъестественного они не делают, а только как в Библии сказано «просите, и дано будет», они и просят. Ну, и поскольку обещалось в Библии исполнение, то и на деле Бог не оделяет вниманием.
Я подумал, что, может, как-то косвенно он даёт, ну, типа, ситуативно показывает, что, мол, не то просите, или ещё какой-нибудь ход. Я озвучил ему эти мысли, но он меня заверил, что на самом деле всё очень прямо и явно происходит (в принципе, я во время их молитв слышал слова благодарностей за деяния Бога и его ответы на молитвы), так сказать, в назидание верующим и неверующим вкупе.
Триггеры моего мозга активно защёлкали и склеились в нужном направлении, и я спросил: «А что, если и я попрошу о моей болезни, он мне также явно поможет?». Мил человек заверил меня, что обязательно и пренепременно. По вере дано будет! Я душевно поблагодарил наставника евангелистов и пошёл скорее домой…
…В голове триггеры буквально спаялись и побелели от текущих токов по ним. Мне как-то вдруг ощутилось, что я уже у Порога. Если этим людям Он даёт квартиры, на которые простые люди тянутся по десять лет и гробят на этом своё последнее здоровье, то я ведь попрошу о совсем малой малости — показать мне своё истинное лицо Всевышнего.
Я даже ещё не понимал, как это сформулировать, но то, что было сформулировано в Гите — меня вполне устраивало, ибо это было вполне когерентно моей внутренней боли. Я не предполагал, как правильно выстроить молитву, но я видел, как бабушки совсем не парились в вербализации своих желаний — просто и по-человечески.
Пока я шёл домой, я сформулировал своё действие. Я пришёл домой, закрылся у себя в комнате, встал на колени (почему-то именно на колени захотелось встать, вроде как не по-йоговски получается…) и сказал Ему (я даже не стал себе Его как-то называть и представлять), просто сказал: «Я знаю, что Ты есть, и Ты знаешь мою внутреннюю рану, и эта рана неизлечима земными средствами. Если Ты дашь мне лицезреть Тебя (Себя) как конечную Истину, ради которой я смогу посвятить оставшиеся годы моей жизни, то я буду жить, выдерживая свой вектор Знания. Если Ты не ответишь мне, то я не вижу смысла быть в этом теле, в этом глухом бетоне полного неведения». Я просто сказал, что я буду стоять на коленях и излучать свою просьбу в Его сторону до тех пор, пока Он не ответит на мою боль и не явит мне созерцание Себя.
Почему Арджуне можно? А мне нельзя? Я не ощущал себя менее значимым для Него. Ведь Арджуна так не страдал как я (мне так ощущалось в тот момент). У него просто было мимолётное помрачение перед боем, а у меня было всё тотально!
Где-то через неделю моей непрерывной молитвенной концентрации я испытал некоторое расширение сознания. Я в какой-то мере стал созерцать себя со стороны. С одной стороны, я был рьяно действующим молитвенником, а, с другой стороны, я созерцал себя молитвенного внутри расширенного объёма сознания самого себя и даже в некоторой степени ощущал ироничность сей ситуации.
Недели через две я стал спаивать в единую сущность эти два сознания. Первое — действующее вслепую, как таран — эго, требующее от Бога явить себя и не прятаться более за непроходимой стеной иллюзии ограниченного сознания. И тот безмолвный объём расширенного сознания, которое созерцало весь этот спектакль и в какой-то мере ощущало — как Божественное может лицезреть всё это со стороны, и что оно может думать по поводу всего этого постановочного ритуала. Эти два сознания начинали взаимодействовать между собой. От расширенного сознания личность постигала себя со стороны и вводила коррективы «истинности» молитвы, избавляя себя от семян постановочности и закладывая семена понимания того, что она реально хочет от неведомого ей Бога.
На третьей неделе эти два сознания спаялись в одно непрерывно действующее осознание. Осознание того, что именно вызывает эту жажду и что именно эту жажду может утолить. И в эти моменты стала проглядывать более тонкая ветвь понимания, что слова уже более не нужны, они нужны не более, чем фиксаторы, столбящие вектора осознанной напряжённости от слепо-глухого личностного эго-сознания к тонкому и восприимчивому индивидуальному осознанию.
С одной стороны, я ощущал, что осознание может легко расширяться, но, с другой стороны, появилось точное осознание — в необходимости давящей на пространство концентрации. Ибо я понимал, что расширение осознания штука хорошая, но если Творец Сам Лично не вмешается в процесс, то процесс не будет оплодотворён расширением в пространство Самого Божества. То бишь банальная вещь — сила в руках Бога, но это было реальное осознание всех этих тонких механизмов и наличия вот этой самой кнопки — спускового крючка. Если я его додавлю, то лук выстрелит.
И вот, на четвёртую неделю молитвенной концентрации я ощутил некий расслабон — моё осознание всецело созерцало тонкие структуры моей личности во всех их витиеватостях и кружевах, оно осознавало тонкую материю своего пространства осознания и чёткое ощущение вот этого спускового крючка, на который оно давило концентрацией своих тонких сил. Естественно, что уединённое в комнате тело поставляло всю наличную энергию на данный психический накал осознанного давления. Я позволял своему телу периодически выходить и подкрепляться, справлять нужду, но я ему не позволял отвлекаться от выбранной концентрации. Так вот, к концу четвёртой недели, уже поздней осенью, по времени далеко за полночь, когда весь дом утих, а на улице стояла промозглая влажная тишь. Оголённые тополя — еле доживающая в ночи осень. Я как всегда стоял на коленях и периодически постукивал лбом о пол, дабы стимулировать физически концентрацию в полно-осознанном расслабоне. Я вдруг уловил в себе мысль и произнёс:
«Господи, да как же я смею Тебя просить показать мне Себя, если Ты и есть это всё, а я в некоем своём бешенстве тупо не замечаю Тебя. Как же Ты ещё можешь явить Себя, если Ты уже явил Себя во Всем!? И есть Всё это, и я сам в том числе!?»
И в этот момент моё сознание уловило тонкий ток стекания всех мельчайших атомов психического тела в область центра головы, и я почувствовал, как некая магнитная сила довела эту концентрацию всех ментальных сил в единой точке головного мозга.
И…
Как будто лёгкий взрыв, как будто в телескоп созерцаешь в дальних далях взрыв сверхновой и в то же время ощущаешь, что это происходит внутри тебя.
Взрывной волной этого ментального термоядерного взрыва преобразованные частицы стали разлетаться сферично во все стороны, заполняя к тому времени уже неизмеримый объём холодной глыбы тонкой осознанности, выводя её лёгким движением за пределы её собственного тёмно-прохладного, полуживого-полумёртвого измерения в бесчисленное множество самосияющих измерений, полыхающих неведомой гармонией взаимопроникающего сосуществования. Расширение не останавливалось и искрилось бесчисленностью возможностей восприятия. Сие нисколько не пугало и не напрягало. Ибо то, что было доселе личностью — в топке термоядерного синтеза ментальных первоэлементов превратилось в разбегающуюся волну многомерной квантовой осознанности.
В какой-то момент я осознал, что являюсь неким центром — живым объёмным лучом, который способен высвечивать в глубине деталей эту световую вселенную на разных пространственных уровнях, будучи всего лишь центром восприятия этой бездны сияющих возможностей, как единого организма Солнечного Логоса.
Я очень ясно и чётко осознавал в этот момент своё стоящее на коленях и упёршееся лбом в пол — тело. Я осознавал всю громаду физического тела девятиэтажного дома, в котором на девятом этаже находилась моя келья, и пространство замёрзшего — неподвижного физического мира за моим окном. Был потрясающий контраст между сырой холодной нищетой и застывшей неподвижностью этого физического мира и невероятно реальной полнотой и сверхподвижностью беспредельно богатой многомерности мироздания нашего Солнечного Логоса. Сознание продолжало разливаться в непостижимую даль гаснущих на границе его восприятия миров и измерений, а центральное переживание сердца этого фейерверка жизни терялось в слепящей непостижимости белого золота бесконечной мерности пространств.
Сквозь непроницаемые контуры физического дна этой солнечной вселенной я лицезрел всё это хрустальное золото лотосных сплетений непостижимых доселе измерений.
И всё это не казалось в этот момент сверхъестественным, а, наоборот, всё это воспринималось предельно-божественно-естественным, что именно так и только так всё это и могло быть, и иметь своё существование.
В этот момент я отнюдь не потерял личность и память, а, наоборот, с потрясающей ясностью помнил всё и сразу. И мне на самом деле не надо было что-то помнить, ибо доступно было всё, без каких-либо усилий, напряжений или границ. И, если что-то хотелось пережить личностно, в индивидуальном контакте, то объёмный луч психической концентрации мгновенно по единому желанию наводил фокус, вернее, желание и являлось фокусом психической концентрации. Фокус можно было навести на любой бытийный статус божественной многомерности…
…К тому времени я перешерстил множество буддийских трактатов о мироустройстве, теософскую литературу, тома агни-йоги. В этот момент я ясно помнил, какие вопросы меня мучили тогда, когда я не мог постичь, о чём говорил Платон в своих трактатах, что имели в виду Рерихи, говоря о мирах тонких и огненных. Непонятно было, например, как происходило озвученное ими: уход освобождённых душ в дальние миры на служение. Мне не хотелось это представлять, я хотел это именно знать, переживать, видеть.
Я видел всю эту кучу вопросов, как некий шлак, скопившийся запечатлённым в холодной тёмной материи околоземных психических пространств, которым соответствовала эта группа философов и мистиков. Я видел своё включение в осознание этих вопросов и всю эту безысходность познания основ мира холодной инертной материей психического поля Земли. Я видел свою кипящую ментальную деятельность как некое разогревание мизерного объёма этого тягучего холодного материала психической материи спящей Земли.
И в то же время: я созерцал всепроникающую способность, разогнанных до материи света, элементов божественной концентрации моего психического тела, которое термоядерным синтезом ментала обратилось в единосущную, пространственную, огненную самоосознанность Божества. И объёмный луч психической концентрации, как некий дар для глубочайшего наслаждения неисчерпаемостью таинств богорожденных, богоосознающих, к Богу стремящихся и богосотворенных пространств.
Я не знаю, как выразить всю эту единосущную иерархию уникальных миров в едином и непрерывном блаженстве умножения возможностей Сущего. Так вот, имея этот объёмный луч психической концентрации, я был способен созерцать в реалии Сущего все те ответы, на мучащие меня вопросы от прочитанных священных текстов, и даже — это было чудесно, что я имел так много поводов сканировать это многомерное единство в поисках тех обозначенных на Земле смыслов в русле различных традиций.
Моё переживание данного расширения сознания вполне мне давало осмыслять, что я нахожусь своим восприятием и всераспространяющейся жизнью в границах наслаждения творением нашего Солнечного Логоса. Я созерцал затухающие границы пограничных миров Его Божественного существования, я созерцал божественность тёмной материи за пределами Его жизней. Я видел те живые нити и струны, которые натянули реализованные души между Его мирами и мирами других звёздных систем. Я мог издалека созерцать новые невероятности сияющих жемчужин миров иных Логосов. Я взмывал вдоль вертикали иерархий миров Земного космоса (я тогда не был знаком с трудами Д. Андреева и не имел понятия о брамфатуре Земли). Я видел сады и рощи, где растут древа судеб духовоплощений. Наши заповедные рощи только намёком отражают присутствие тех вечных исполинов, которые раскинули свои сияющие кроны в тёмно-голубой прохладе Духа Земли.
В бесконечном саду этих живых исполинов можно гулять вечно. Направляя луч своей концентрации на любое дерево, — в луче древо сразу оживает, — и ты видишь движение раскрытия судеб. Ты как бы входишь в доверительный контакт через взгляд-созерцание. и древо, сие замечая, тебе начинает раскрываться мириадой уникальных судеб, каждая из которых является живой клеткой ствола древа, и тончайшие нити соков жизней пронизывают сии клетки-кристаллы живых судеб единого Духовоплощения. И каждое древо уникально как вселенная.
И вот, пьянея в восторге луча моего созерцания рощи, я вдруг наткнулся на столь же одухотворённую жизнями — поляну ли, лужайку, с очень тихими и скромными цветами, которые не разбирали мою концентрацию, а как бы собирали её вокруг какого-то очень глубинного и сокровенного чувства-откровения… И я увидел удивительно простую и в простоте своей совершенную беседку. И она была исполнена тончайшего аромата присутствия — я ощутил аромат Кришны. Я Его как будто бы знал вечно, хотя в своей жизни я ничего о нём не знал, кроме песни из книги Прабхупады. Несмотря даже на то, что я ушедшим летом успел съездить в Новосибирск к вайшнавам от Прабхупады. Да, там было ласково, но далеко не это.
Это было неким таинственным центром иерархий духовных миров Земли. Это было самое спокойное и тихое место, и я бы даже сказал не перегруженное какими-то переживаниями, а излучало искусную простоту. В нём не клокотал Свет, в нём не было обилие существ. Было ощущение, что Кришна только вот покинул эту беседку, и все цветы на небольшой лужайке тихонько затосковали, склонив свои колокольца.
Упомяну, что мной были пройдены и другие стороны этого невероятного мироздания. Я видел миры, где клокотали демонические существа, по-своему прекрасны и грациозны. И самые отчаянные из них врывались в зоны светящихся материй с желанием уловить или сбить чьё-то движение. И я, играя, обретал форму и проносился над поверхностью этих океанов и ощущал на себе этот пронизывающий холодный ужас атак снизу. Но мои формы были сотканы из синтезированной материи света и огня, и я мог легко ощущать, как орудие этих демонов проходит насквозь моё тело, нисколько не цепляя его материю. (Я позже пробовал проделать эти трюки в обычном астральном теле и ощутил реальную безысходность, которую можно получить от одного только астрального взгляда в сторону нижних миров, не говоря об их реальных волевых атаках. С тех пор я зарубил себе вылазки в астрал и действовал только, не выходя из тела.)
Хочу ещё добавить, что время также переживалось как субстанция в этот момент. Я не ощущал его как физическое линейное время в своём созерцательном постижении. Я был вне линейности его физического течения, и в то же время я осознавал, что это непрерывное созерцание длится уже практически всю ночь.
Я решил, наконец, встать на ноги и открыть глаза, чтобы вжиться в это всё, добавив к этому своё обычное, бытовое положение в пространстве. Я почувствовал, как тело начинает стягивать на себя внимание и загрублять процесс созерцания. Созерцание как бы стало отходить на задний план, идти как бы фоном. Как личность я ощущал, что этот дар я в какой-то мере получил авансом, несмотря на то, что со стороны это выглядело плодом неимоверной долгой концентрации. Глубокое понимание того, что всё, что произошло в эту ночь и ещё длится — в конце концов — уйдёт, исчезнет и поглотится холодной материей окружающей среды. Шло ясное осознавание в деталях механизмов мозга и ума, их реальное состояние и реакции на данное переживание. И я начал архивировать, по максимуму сжимая в файлы всё пространство экзистенциального переживания ночного бдения. Я пытался архивировать всё, уплотняя до состояний физической материи, глубоко понимая, что далее на основе пережитого мне придётся искать Истинные Решения, рожать реальные Пути, искать истинные Смыслы этой физической жизни, наделяя её какими-то ценностями и возвращаться назад к Себе с чувством выполненного метафизического долга. Причём в самом многомерном «сафари» не было и намёка на то — что и как делать. Физический мир и жизнь в нём на фоне истинной жизни в реалиях космического сознания — казались непостижимым феноменом, неким чудом, где царит полное отсутствие сознания и истинного мировосприятия.
Выход из замкнутого физическим миром психического мировосприятия надлежало родить здесь именно в клетках этой физической материи. Именно она должна была породить какой-то ответ на это Божественное прикосновение, которое инициировало этот термоядерный взрыв и ещё целую неделю играло отблесками неимоверного состояния совершенной свободы и чувства, что «высоту взял»! Он услышал меня!! Они слышат!!!
Позже я хотел поведать об этом своим близким друзьям, матери, отцу. Но я не смог. Я просто не знал, как это можно сказать, чтобы они вообще хоть как-то могли понять то, о чём я говорю. С того момента я начал писать дневник и хотел в нём зафиксировать всё, что произошло со мной, но те файлы, которые я закристаллизовал в клетках моего мозга, не годились для этого. Я не мог адекватно вспомнить то, что было. Я только помнил в сухом остатке, что Это — было. Но доступ к файлам был закрыт.
Необходимо было пройти земной путь и в условиях этой материи пробить не единожды каналы в те мерности и реальности, посредством различных способов, как йогических так и магических. И вот, спустя 25 лет, когда критическая масса того, что было уже осознано в практической реализации набрана, я могу хоть как-то коснуться темы космического сознания, вскрыть ещё один пласт внутренней жизни йога.
Источник: https://akrivvv.livejournal.com/37891.html