УДИВИТЕЛЬНЫЙ МИР.
Живопись Людмилы Никифоровой
Мечтаем о дальних, неизведанных мирах... Чтобы постичь их, мы должны растить себя, расширять сознание, ибо миры иные неограниченно разнообразны и вмещают в себя все образцы космического творчества.
Глядя на звездное небо, мы мечтаем напитаться красотой и почуять дыхание счастья – непременных атрибутов миров лучших. Изредка удача посещает нас, и тогда в сердце рождается форма земная – произведение, повествующее о чем-то необыкновенном, существующем далеко-далеко в пространстве.
О том, как напряженно должно трудиться сознание, чтобы выйти за границы обыденного и почерпнуть информацию из сфер надземных, свидетельствует писатель Станислав Лем – создатель романа «Солярис». Искренне влюбленный в науку, взахлеб читая по ночам новинки научной литературы своего времени, он, по его словам, «достиг границ пространства, которое в общем-то было уже исследовано».
Силой своего воображения Лем-писатель научился черпать информацию уже не из бумажных изданий, но непосредственно из ее источника: «Все романы типа "Солярис" написаны одним и тем же способом, который я сам не могу объяснить… Я и теперь ещё могу показать те места в "Солярис" или "Возвращении со звёзд", где я во время писания оказался по сути в роли читателя. ...Да, я решительно ничего не знал о каком-то там "живом Океане", покрывающем планету. Всё это открылось мне позже, так же, как читателю во время чтения, с той лишь разницей, что только я сам мог привести всё в порядок».
Прозрев в один из едва постижимых нами миров, Станислав Лем заставляет уже не одно поколение задумываться над его, Соляриса, загадками. Размышляет о них и Людмила Михайловна Никифорова, инженер по образованию (выпускница МГТУ им. Н.Э. Баумана, 1989 г.) и художник по призванию. Людмила признается:
«Время окончания вуза было неудачным для освоения профессии в полной мере, в связи с событиями в стране. Потому от образования осталось лишь мировоззрение, умение учиться и... любовь к фантастике.
Рисованием я занялась уже после 30 лет – поступила в художественную школу. Получить высшее художественное образование не получилось – у меня родился второй ребенок. Моя девочка и вдохновила на самообучение живописи, не напрямую, конечно, – импульс придала.
С натуры пейзажи, натюрморты и даже портреты пишутся просто – чистая техника, смотришь и пишешь то, что видишь и как умеешь, при этом природа всегда остается творцом более совершенным.
Почему Солярис? Произведение находится на стыке многих онтологических вопросов: и «технических» (время-пространство-нейтрино), и гуманитарных, психологических, душевных... Сначала я начала писать соляристические пейзажи – мне всегда хотелось увидеть, как бы они могли выглядеть, хотя бы и выраженные языком земных образов.
Мне хотелось изобразить неведомое нестрашным, с надеждой на контакт разумов, таких разных.
Солярис – разумный Океан, или же в перспективе своего развития – Океан Разума, он мыслит длиннушами, озаряется быстренниками и рождает симметриады (стройные концепции) или же неравновесные – ассимметриады, которые удерживают свое существование чудом по земным меркам. Океан летит в Космосе в одиночестве и при соприкосновении с землянами вдруг начинает творить существа, Ребенка, Человека, своего, неземного. Речь не о том, что земляне такие хорошие, а о том, что для развития разума нужен контакт. Для контакта нужны средства коммуникации. Все это я и пыталась изобразить.
Позже меня стали посещать символические образы, если можно так назвать мимолетные картинки между сном и бодрствованием, которые иногда успевала запомнить, – так получился маленький цикл "Северное сияние". Работы цикла "Беспредметное" – это также поиск волновых взаимодействий.
Мне бы очень не хотелось, чтобы Земля была "тонущим кораблем"...»
Мне все открыто в этом мире –
И ночи тень, и солнца свет,
И в торжествующем эфире
Мерцанье ласковых планет.
Я не ищу больного знанья
Зачем, откуда я иду.
Я знаю, было там сверканье
Звезды, лобзающей звезду...
(Н. Гумилев)
...нужно осознать простую вещь, что населенность тел Космоса не значит формы Земли. Люди не могут мыслить себя в иных проявлениях, но какие радости должны возникнуть от сознания сотрудничества! Легко нужно приближаться к самым обобщающим условиям. (Агни Йога, 516)
Космос не любит однородности. Космос разлит в сознании миллиардов форм. (Беспредельность, 75)
Никакие термины не воспроизводят того, что делается на Солярисе. Его «древовидные горы», его «длиннуши», «грибища», «мимоиды», «симметриады» и «асимметриады», «позвоночники» и «быстренники» звучат страшно искусственно, но дают некоторое представление о Солярисе. (С. Лем «Солярис»)
...«длиннуши» ... формации, своими размерами превосходящие Большой Колорадский каньон ... «длиннуш» существо с виду совершенно самостоятельное, похожее на какого-то колоссального питона, который обожрался целыми горами и теперь молча их переваривает, время от времени приводя свое сжатое по-рыбьему тело в медленные колебательные движения. (С. Лем «Солярис»)
Симметриады появляются внезапно. Их образование напоминает извержение. Океан вдруг начинает блестеть, как будто несколько десятков квадратных километров его поверхности покрыты стеклом. ... Через некоторое время стеклянистая оболочка выбрасывается вверх чудовищным пузырем, в котором, искажаясь и преломляясь, отражаются весь небосклон, солнце, тучи, горизонт. Молниеносная игра цветов, вызванная отчасти поглощением, отчасти преломлением света, не имеет себе подобной. (С. Лем «Солярис»)
Рисуя древогоры и длиннуши, я просто интерпретировала по-своему космическую часть истории Соляриса... пейзаж за окном мне очень важен: и облака какого цвета сегодня утром, и видела ли я линию горизонта... мне захотелось посмотреть, что было за пределами станции и скафандров. Пейзажи и объекты я хотела показать странными, но не агрессивными, не хищническими, чуть детскими... (Л. Никифорова)
Особенно резкие световые эффекты дают симметриады, возникающие во время голубого дня, а также перед заходом солнца. ... Направленные в небо перепончатые арки переворачиваются, соединяются в невидимой внутренней части и начинают моментально формировать что-то вроде коренастого торса, внутри которого происходят одновременно сотни явлений. ... не бывает двух одинаковых симметриад и геометрия каждой из них является как бы новым «изобретением» океана. (С. Лем «Солярис»)
Мир формы неограничен, и развитое восприятие и воображение могут прибавить к существующему Бытию многообразные проявления. ...Почему Космос ограничивать одною Землею и думать, что Космос дал одно убежище человеку? (Беспредельность, 62)
Ужас, который внушают эти исполины, объясняется не их внешним видом, хотя он действительно может навеять кошмарные сны. Скорее он вызван тем, что в их пределах нет ничего постоянного, ничего несомненного, в них нарушаются даже физические законы. Именно это позволяло ученым все настойчивее повторять, что живой океан – разумен. (С. Лем «Солярис»)
Я помню всегда, как под солнечным ветром
Мы мчались вперед, обгоняя друг друга.
В системы входили, встречая планеты,
И каждой дивились, летая по кругу
Канавок орбит, сотворенных Всевышним.
(Н. Глазунова-Моисеева)
Дух волнуется, северное сияние играет, природа живет, Господь являет Милосердие. (Листы сада Мории, ч.1, 1921 Июнь 23)
Разъединившись на лучи,
и всеми красками сливаясь,
танцуют в небесах огни
сияньем северного края.
(Н. Храмцова)
На земную поверхность проникают некоторые цвета, напоминающие о высших сферах. Некоторые люди любят эти отзвуки Высшего Мира, но другие наоборот предпочитают самые плотные краски, и по такому отличию можно справедливо подразделять людей. Если кто еще не предпочел тонкого качества цвета, не будет он вообще в состоянии понять о высших мирах. (Аум, 1)
Плотно сомкнуты веки, но очи
зрят острее, чем солнечным днем,
Волшебство, что свершается ночью. –
Краткий МИГ между сном и несном.
Неподвижная тьма оживает,
будто плащ на ветру, трепеща...
Многосветный огонь излучает
полотно неземного плаща...
И уже невозможно вернуться
в явь земную из странного сна...
И желанье одно – окунуться
в БЕСПРЕДЕЛЬНУЮ глубь полотна...
(Е. Туркка)
Там, где вечно дремлет тайна,
Есть нездешние поля.
Только гость я, гость случайный
На горах твоих, земля.
(С. Есенин)
