• Материалы по теме:  КЛАССИКИ: ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ
• «Фауст» Гёте — ответы на вопросы
• Избранные грешники рая в «Божественной комедии» Данте
• Миф, сотканный из истины. Почему был написан «Властелин колец»

Главная / Литературная копилка / Избранные грешники рая в «Божественной комедии» Данте

ИЗБРАННЫЕ ГРЕШНИКИ РАЯ
В «БОЖЕСТВЕННОЙ КОМЕДИИ» ДАНТЕ

В.Н. Назаров, Тульский государственный педагогический университет им. Л.Н. Толстого

Парадоксальный образ «избранных грешников» дантовского Рая* возник под впечатлением удивительной картины открывающейся при встрече Данте с «блаженными душами», пребывающими на небесах Рая, особенно на небе Луны, Меркурия, Венеры. Кажется, что Данте никак не может выбраться из Чистилища, или даже из Ада. Он общается с душами, нарушившими монашеский обет (клятвенное обещание, данное Богу), совершившими деяния из чувства честолюбия и славы, охваченными чувственной любовью и сладострастием и т.п. Никколо Макиавелли был не прав, когда, намекая на дантовский Ад, утверждал, что там собраны только «нищие, монахи и апостолы»**. В дантовском Раю Макиавелли не пришлось бы скучать. Ибо в нем нашлось место и для блудниц (Раава, Куницца да Романо), и для сладострастников (Фолько Марсельский), и для тщеславных и жестоких властителей (Юстиниан), и для мстителей и беспощадных воителей за веру (Карл Великий, Руберт Гвискар, Герцог Готофред), и для еретиков, отлученных от Церкви (Сигер Брабантский) и даже для язычников (троянский воин Рифей, римский император Траян).

И, тем не менее, все эти праведные души, вкушающие райское блаженство, не запятнались грязью порока, как и солнце не оскверняется, освещая нечистоты.

Все это влечет за собой вопрос: Может быть, человеку отпущено грешить в определенных границах и все же оставаться незапятнанным перед Богом, не утратив его любви и благоволения?

Где пролегают границы свободы выбора зла? Насколько человек может углубиться в пределы зла, проявить себя «свободным во зле», не утратив доверия и милости Божьей? Какова мера допустимости греха, не препятствующая входу в Рай, а, возможно, и способствующая попаданию в него?

Ответ на эти вопросы предполагает обращение к феномену «избранной», «праведной» греховности.

Рай Данте пронизан некой «прекрасной греховностью», сияющей светом непостижимой любви и милости Божьей к своим избранным грешникам. Среди них выделяется царь Давид, особо возлюбленный Богом (чье имя собственно и означает «возлюбленный»). Господь обещает ему немыслимую в нашем представлении «свободу греха»: «если он согрешит, Я накажу его жезлом мужей и ударами сынов человеческих, но милости Моей не отниму от него…» (2 Цар. 7, 14-15). Грех, хотя и наказуемый, но не лишающий милости Божией, подобно вразумлению любимого ребенка, которого наказывая, любят еще сильнее… Что это, как не «праведный» грех?

Парадигму такого «праведного» греха задает сам Адам. Он признается Данте в своей «святой несвятости»:

И, тем не менее, не утратил особого благоволения Господа, как его первенец, и был вознесен (вместе с Евой) в высшие небесные сферы Рая.

В круг таких «избранных грешников» входят также иерихонская блудница Раав (третье небо Венеры) и поклоняющийся языческим богам царь Соломон (четвертное небо Солнца). Они задают масштаб «прекрасной греховности» для других обитателей Рая, многие из которых осознают свою греховность, ощущают себя грешниками, согласно известной мысли Блеза Паскаля: «Люди делятся на праведников, которые считают себя грешниками, и грешников, которые считают себя праведниками» (Мысли, 534). И, тем не менее, считают, что их грех «наказуем, но милостив», поскольку растворен без остатка в некоем «прекрасном порыве души» во славу Божию.

На третьем небе Рая Данте встречает Куниццу да Романо, которая прославилась своим распутством и заслуживала место во втором круге Ада, в компании с Семирамидой и Клеопатрой или, в лучшем случае, в седьмом круге Чистилища, где пребывают раскаявшиеся сладострастники. По словам современников, она была «поистине дочь Венеры», считавшая, что «на любезную просьбу о любви было бы грубостью отвечать отказом». Как и Ахилла из второго круга Ада, Данте величает Куниццу «побежденной Венерой» («Рай», IX, 33). Но это греховное сладострастие меркнет в лучах Божественного Света милосердной любви.

Не значит ли это, что порочность и греховность перед лицом Бога и Божественной Благодати есть нечто вторичное, косвенное, не определяющее напрямую заслуг человека, не связанное с его попаданием в Рай.

Ответ Данте, данный всем содержанием Рая, подтверждает это предположение. Вольно или невольно Данте хочет сказать: чтобы оценить степень заслуг перед Богом, мы должны перестать мерить нашу жизнь только мерками морали, мерками порока и добродетели. Есть более высокое мерило, определяющее принадлежность человека к небесам Рая. Это – Красота (Bellezza). Рай – есть символ Прекрасного. Смысл красоты как мерила Рая хорошо раскрывают слова Н.А.Бердяева: ««Мы живем в греховной жизни, по сю сторону добра и зла, и нам необычайно трудно мыслить рай. Мы переносим в наше мышление о рае категории нашей греховной жизни, наше различение добра и зла. Но рай лежит по ту сторону добра и зла, и потому он не есть исключительное царство «добрых» и «добра» в нашем смысле. Мы более прорываемся к раю, когда мыслим его как красоту. Преображение и просветление мира и есть красота, а не добро» [3 с. 244].

Рай Данте и предстает перед нами как воплощение Красоты:

Высшим олицетворением этой Красоты выступает Пресвятая Дева Мария:

Так, на место «этики души», определяющей место человека в Аду в зависимости от его «порочных заслуг», приходит «эстетика души», определяющая его положение в Раю по степени большего или меньшего восприятия и отражения Красоты Божественного Света.

Эта «эстетика души» проявляется в красках и оттенках Света (сиянии, свечении, блеске, пылании, искрении); в мелодических и гармонических видах Звука (звучании, песнопении); в совершенных формах Движения (кружении, вращении, реянии, парении, вальсировании, пляске и танце, хороводе, круговороте); в красоте и изяществе Формы (Орел, Крест, Венец, Роза).

Апофеозом этой «эстетики души» является Свет:

Таким образом Данте прямо говорит: все, что находится вне сияния, излучения этого Света, сколь бы высокоморальным оно не казалось нам людям здесь на земле, – порочно (defettivo). И наоборот всякий порок, всякий грех преображается в лучах сияния Вечного Света (la luce etterna).

Конечно же, речь здесь не идет о благе и красоте порока как такового, но о красоте и благе душевной гармонии, красоте душевного порыва, в котором порок и добродетель, сплавленные гармоничным образом, не препятствуют данной Богом свободе выбора. Именно о такой гармоничной душевной добродетели как «порыве к прекрасному» пишет Аристотель в «Большой этике»: «Не разум – начало и руководитель добродетели, а, скорее, движения чувств (ta pathe). Сначала должен возникнуть какой-то неосмысленный порыв (hormen alogon) к прекрасному – как это и бывает, – а затем уже разум произносит приговор и судит» [1, с. 357].

Так происходит трансформация и очищение порока, его «вплавление» в духовную сущность личности, влекущее за собой его преображение в единстве с добродетелью в форму прекрасного. Если в Аду порок есть абсолютное погружение в одиночество вины, то в Раю он есть часть душевного порыва, преображенного в форму Прекрасного через свечение, звучание, движение.

Связь между эстетикой и этикой Рая, между Светом и Красотой, как выражением эстетики, и добродетелью и пороком как выражением этики, раскрывается в «Рае» в следующих словах, которые Данте вкладывает в уста мудреца Соломона:

Из этих слов следует, что яркость Света (Свеченье Божьей Любви), излучаемая душами, соразмерна их пылу (их порыву к прекрасному); этот порыв соразмерен зрению, то есть способности созерцать Божество; а степень этой способности зависит не только от заслуг (моральных добродетелей), но и от непостижимой Милости Божьей.

Явление красоты блаженной души, отсвечивающей Чистым Светом (pura luce), таит в себе и еще одну особенность. Красота высвечивает недоступные человеческому сознанию тайны бытия, знаменуя свое единство с Истиной. Тайна раскрывается через Прекрасное. Тайна Троицы, тайна искупления, тайна Боговоплощения, тайна преображения греховной любви в духовную – все это может быть постигнуто только через Красоту и совершенство формы:

Эту мысль Данте излагает в письме к Кангранде дела Скала, характеризуя обитателей Рая как «свидетелей Истины». Описывая общий замысел «Рая», он пишет: «Переходя от неба к небу, автор поведет в ней речь о блаженных душах, встреченных в каждой из сфер, и объяснит, что подлинное блаженство заключается в познании основы истины, как явствует из слов Иоанна, когда он утверждает: "Сие есть истинное блаженство, да знают Тебя, единого истинного Бога..." (Ин. 17, 3) – и из третьей книги "Утешения" Боэция, где сказано: "Лицезреть Тебя есть наша цель" ("Об утешении Философией" III, IX).

Следовательно, для того чтобы показать свет блаженства, озаряющий эти души, у них, как у свидетелей истины, будет испрошено многое весьма полезное и приятное» [4, с. 394].

Принцип распределения душ по сферам Рая

Идея Данте заключалась в том, чтобы не просто поместить блаженные души в обитель Рая – Эмпирей, но и распределить их по небесным сферам (с учетом астрологических свойств небесных тел) в соответствии с достигнутым ими в земной жизни уровнем «морального совершенства», определяющем предрасположенность души к полноте созерцания Троицы. В связи с этим перед Данте встала задача выразить этическую структуру небес Рая.

Большинство комментаторов «Божественной Комедии» придерживается той точки зрения, что выявить этическую структуру Рая, определив господствующий в ней моральный порядок, значительно сложнее, чем структуру «Ада» или «Чистилища. С одной стороны, Данте не уделяет этой теме специального внимания и не указывает главенствующий принцип распределения душ по сферам Рая, как это было в одиннадцатой песни «Ада» [4, с. XI, 16-90] и в семнадцатой песни «Чистилища»*.

С другой стороны, в соответствии с общим строением Рая (la forma general di paradiso) между находящимися в нем душами дважды устанавливается иерархический порядок, причем двумя разными способами, слабо связанными между собой: первый раз – в восьми небесных сферах Рая, второй – в Эмпирее, предстающем перед Данте в образе Белой Розы (Rosa candida) и в форме амфитеатра блаженных душ.

Проблема заключается в том, что в отличие от кругов Ада и кругов Чистилища, планетарно-звездные сферы, по которым Данте поднимается к созерцанию Троицы, не служат постоянным местопребыванием представших перед ним душ. Души появляются в них лишь для того, чтобы сделать очевидным для Данте («явить на примере») тот ранг, который подобает им в небесной иерархии; но их подлинная обитель, их истинное предназначение, лежат по ту сторону всякого места: в Белой Розе Эмпирея:

Но хотя эти сферы и не являются постоянным местообитанием райских душ, они тесно связаны с их духовной историей, с достигнутым этими душами моральным уровнем земного развития (с «моральными заслугами»). Это позволяет в определенной мере судить о «разностепенности» их праведности и избранной греховности, определяющей полноту блаженства при созерцании Бога.

Моральная иерархия Белой Розы также не вполне обозначена и прописана Данте. Комментаторами «Комедии» предпринимались разного рода попытки выстроить такую иерархию и согласовать последовательность ступеней амфитеатра Белой Розы и небесных сфер; но это не привело к позитивному результату. Данте созерцает «сверх тысячи» ступеней амфитеатра Белой Розы:

Но называет лишь некоторые блаженные души из семи верхних ступеней.

Как поясняет Э. Ауэрбах, семь рядов амфитеатра Эмпирея, на которых восседают Дева Мария и Иоанн Креститель (первый верхний ряд); Адам и Ева (второй ряд); Рахиль и Беатриче, Франциск и Бенедикт (третий ряд); Сара и Августин (четвертый ряд) и др., – по необходимости соответствуют только самым верхним ступеням иерархии, а потому не могут быть приведены в согласие с порядком небесных сфер, символизирующих этическую структуру Рая в целом [2, с. 125-126].

В этой связи было бы интересно, исходя из общекультурных интенций Данте, поименно воссоздать весь сонм райских душ (в виртуальной проекции), занимающих «сверх тысячи ступеней» амфитеатра Рая. По бытующим в эпоху Данте представлениям их должно быть не менее 144 тысяч*, следовательно, порядка 100 человек на каждой из ступеней амфитеатра Белой Розы. При этом, по мысли Данте, Рай и без того переполнен и уже не ждет притока новых праведников:

Данте не дает никаких подсказок о возможной корреляции душ, являющихся ему на небесных сферах и предстающих в Эмпирее. Только одна единственная душа св.Бенедикта, упоминается Данте и среди созерцателей седьмого неба Сатурна и в иерархии Белой Розы.

Попытки, предпринимавшиеся с целью преодоления или устранения этой проблемы, не привели к общезначимым результатам. Поэтому этическая структура Рая в целом поддается усмотрению только из явления блаженных душ в небесных сферах, где они предстают для того, чтобы Данте уяснил себе их ранг. Им всем дано общее блаженство, заключающееся в созерцании Бога. «Твердью», то есть причастностью к Эмпирею, они «все равновысоки» («Рай», IV, 31). Но среди них, как и среди чинов ангельской иерархии, индивидуализирована степень приближенности к Божественному началу, определяющая полноту видения Бога.

В соответствие с этим блаженные души являются перед взором Данте, как бы приноравливаясь к уровню его чувственного восприятия. Не смотря на свое «пречеловеченье» (trasumanar)*, Данте не в состоянии перейти от этического к эстетическому видению райских душ, то есть воспринять Эмпирей во всей его красоте и совершенстве до момента своего посвящения (на восьмом небе) в триаду богословских добродетелей (веру, надежду, любовь).

Касаясь этого «ранжирования» блаженных душ, Беатриче говорит Данте:

Удивительно, что Данте воспринимает обитателей Рая сквозь призму и в меру своей порочности!

Градации созерцания Бога зависят от благодати, которую нужно заслужить. Однако моральные или духовные заслуги – недостаточное, хотя и необходимое условие стяжания благодати. Последняя даруется Богом согласно Его свободной воле и перевешивает любые заслуги, усматривая их там, где человеку не дано их видеть и знать. Однако чтобы принять благодать, нельзя обойтись без признанных заслуг, ибо благодать должна находиться в согласии (гармонии) с доброй волей души, готовой ее принять. Благодать рождает видение; в видении берет начало Божественная любовь, мера которой выражена в мощи и яркости сияния, блеска, излучаемого душой. Так возникает «лествица» блаженных душ Рая, структуру которой Беатриче объясняет Данте:

Чтобы наглядно выразить духовный ранг той или иной души, Данте обращается к пифагорейско-платоновской мифологеме «космического круговорота душ», получившей свое преломление в знаменитом отрывке из шестой книги диалога Цицерона «О государстве» – «Сновидение Сципиона» и Комментария к нему Макробия.

По мнению исследователей, данная мифологема представляет собой примитивную версию философской астрологии – «психогенез индивидуальных судеб». В астрологической интерпретации платоновского Тимея «посеянные» Демиургом на звездах Млечного Пути души проходят одну небесную сферу за другой и во время этого космического круговорота, прежде чем соединиться с каким-либо телом, обретают свои неповторимые качества. Памятью они обзаводятся в сфере Сатурна; мнение и рассуждение о справедливом получают в сфере Юпитера; гневливость – в сфере Марса; способность мышления – в сфере Солнца; оценку полезного и вредного – в сфере Меркурия; желание – в сфере Венеры; и, наконец, разнообразные движения, связанные с природой тела (притяжение, рождение, рост), – в сфере Луны [6, с. 236].

Данте учитывает эти астрологические особенности индивидуальной души, соотнося их с моральными заслугами и возможностями созерцания Бога. В этой связи можно предположить, что этическим принципом Рая, определяющим распределение праведных душ по небесным сферам, является принцип гармонии любви, как основы полноты созерцания Бога. Очевидно, что принцип «полноты созерцания» трансформирует этический момент в эстетический, то есть преобразует моральные заслуги в способность созерцания Божественного Света.

Исходя из этого принципа, нижайшая и беднейшая светом сфера Луны – прохладная и изменчивая, подверженная чужому влиянию (отсвечивающая чужим светом), – представляет собой своего рода «преддверие Рая» (по аналогии с преддверием Ада, где страдают «ничтожные души», и преддверием Чистилища, где искупают свои грехи души «нерадивых грешников»). «Лунные души» обретают свой ранг не в силу особого рода любви, но по недостатку любви, проявляющемуся в слабости и зависимости воли: уступив внешнему влиянию (насилию), они оказались не в состоянии исполнить в земной жизни монашеский обет целомудрия.

Вторую сферу Меркурия, тоже может считать еще только «преддверием Рая». Это светило побуждает душу к активной деятельности, мотивированной стремлением к славе и громким свершениям. В сфере Меркурия перед Данте предстают души (например, душа императора Юстиниана), деятельные в своей земной жизни, но искавшие земной славы и почестей. Их славолюбие и честолюбие приводят к дисгармонии любви, препятствующей полноте созерцания Бога.

Следующие четыре сферы выражают уровни полноты любви, соответствующие четырем кардинальным добродетелям:

Характерно, что каждая из этих добродетелей, определяющих ранг праведных душ, выражает собой как субъективную степень несовершенства, связанную с «порочностью бренного взора» Данте, так и объективную неполноту, дисгармонию любви, определяющую ту или иную степень созерцания Бога. Тем самым каждая из этих ступеней может быть оценена как в прямой, так и в обратной перспективе: то есть как с точки зрения достигнутого через ту или иную добродетель уровня любви, так и недостатка, несовершенства любви, выражающегося в определенном пороке. Так, в отношении Венеры – недостаток умеренности, приводит к избытку любовного чувства, сладострастию (у любвеобильных душ третьего Неба).

В отношении Солнца – недостаток любви в благоразумии ведет к интеллектуальной (холодной) рассудочности (у мудрецов четвертого Неба). Данте испытал это на собственном опыте «интеллектуального помрачения духа», подвергшись суду Беатриче («Чистилище», XXXIII, 85-90). В его жизни был период страстного увлечения «благороднейшей дамой Философией» (donna gentilissima Filosofia) (Пир, II, 12). Как замечает Э. Жильсон, «следы этого интеллектуального заблуждения неоднократно обнаруживаются в его сочинениях, и даже там, где сам Данте их не видел» [7, с. 122].

В отношении Марса – недостаток любви в мужестве, твердости духа ведет к фанатизму (у борцов и мучеников за веру на пятом небе).

И, наконец, в отношении Юпитера – недостаток любви к справедливости ведет к жестокости (у правителей шестого Неба), ибо «справедливость осуществляется не стремлением к справедливости, а любовью» (Л.Н. Толстой), а «длительная борьба за справедливость поглощает любовь, породившую ее» (А.Камю).

Все это позволяет понять, почему для Данте кардинальные, «языческие» добродетели предстают всего лишь «полудобродетелями – полупороками», обладание которыми не позволяет душе подняться после смерти выше Лимба (первого круга Ада), если она не прошла «посвящение» в триаду богословские добродетелей (веру, надежду, любовь).

Последняя планетная сфера Сатурна, – место явления душ, которые были погружены в земной жизни в созерцательную практику, всецело посвятив себя аскетическому созерцанию. В земной жизни ни достигли максимальной возможности созерцания Бога и максимальной гармонии любви. В этом отношении сфера Сатурна – высшая ступень нравственной градации, служащая подготовительным пунктом для полноты созерцания. От Сатурна начинается «небесная лестница Иакова», которая ведет в вышнюю обитель Рая – Эмпирей. Но и в этой сфере находится место «избранным грешникам», олицетворением которых является здесь монах-бенедиктинец (католический святой) Петр Дамиани. В 1057 году он был возведён в сан епископа и назначен кардиналом-епископом Остийским, но через два года вернулся в монастырь. И с тех пор именовал себя и подписывался «Petrus peccator monachus» – «Петр-грешник, монах».

Сатурн завершает этический миропорядок, насколько это касается чувственных представлений о моральных заслугах и конечной судьбе каждой отдельной души. Отсюда начинается восхождение к Эмпирею.

После того как Данте оглянулся на землю с «высоты» звездного неба, поразившись тому, насколько жалким выглядит «этот шар», перед ним открылось восьмое небо торжествующих душ, над которыми царило Солнце Христа.

Здесь в кругу «торжествующих духов» Данте проходит тройное посвящение – «крещение» тремя богословскими добродетелями: верой, надеждой и любовью. Именно здесь и происходит поворот души к совершенной добродетели как символу любви. В трактате «Пир» Данте называет это «совершенной красотой добродетели» (трактат третий, XV).

На девятом, кристальном небе Данте встречает уже иерархию «чистых душ» – ангелов, которым чужды человеческие пороки и добродетели; здесь он узнает о творении и причинах падения ангелов, о соответствии ангельской иерархии небесному и мировому порядку.

И, наконец, на десятом небе Эмпирея перед Данте предстает завершающий эстетический образ «райской обители» – Белой розы (Rosa candida), состоящей из лепестков «двойной небесной рати» – ангелов и блаженных душ, облаченных в «ризы» Божественного Света:

Видение Белой Розы приводит к полной трансформации восприятия Данте: к оцепенению разума и «опламенению» созерцания:

И вслед за этим Данте достигает апогея пречеловеченья и полноты видения Троицы:

ЛИТЕРАТУРА

Источник: https://cyberleninka.ru/article/n/izbrannye-greshniki-raya-v-bozhestvennoy-komedii-dante