|
РОБЕРТ ФРОСТ
Роберт Фрост (1874 – 1963) – один из крупнейших поэтов в истории США, четырежды лауреат Пулитцеровской премии.
Свои первые стихи Фрост сочинил в школьном возрасте. Блестяще закончив обучение, он разделил награды за первое место со своей будущей женой Элинор Уайт. В 1892 поступил в колледж, но обучение прервал и работал на фабриках, в газете и т. п.
Семейные обстоятельства не позволили ему затем окончить университет: в Гарварде он проучился неполных два года. Несколько лет проработав фермером, Фрост в 1906 году он вернулся к преподаванию.
В 1912 году поэт с семьей переехал в Лондон – «быть нищими и писать стихи». К осени 1914 г. положительные критические статьи установили репутацию Фроста, как ведущего поэта Америки. Однако, финансовое положение и вступление Англии в мировую войну ускорили его возвращение на родину в 1915 г.
Вернувшись в Америку известным поэтом, на следующий год Фрост был приглашен в Гарвард и избран в Национальный институт живописи и литературы. Приобрел ферму и начал преподавать в колледже. Тогда же стал выступать с публичными чтениями своих стихов.
В 30-е годы известность Фроста как поэта продолжала расти. В это же время он пережил одну за другой несколько семейных трагедий, в результате чего он оставил преподавание и удалился на ферму.
Последние 14 лет жизни Фроста – он почитаем, как самый значительный американский поэт 20-го века, получивший 44 почетных звания, выступавший в Сенате, назначенный Почетным консультантом Библиотеки Конгресса, и получивший приглашение Президента Джона Кеннеди на президентскую инагурацию.
Поэзия Фроста стояла в стороне от творчества главных поэтов-современников, она была далека от поэтики модернизма. Многие читатели в Америке считали Фроста автором простых, реалистичных стихов о сельской жизни и жителях. Но лучшие его стихи сочетают глубину и сложность метафизики с красотой и правдой откровения, становятся «мгновениями истины и гармонии на фоне хаоса».
БУК
Средь леса, в настоящей глухомани,
Где, под прямым углом свернув к поляне,
Пунктир воображаемый прошел,
Над грудою камней игла стальная
Водружена, и бук, растущий с краю,
Глубокой раной, врезанною в ствол,
Отмечен тут, как Дерево-свидетель
Напоминать, докуда я владетель,
Где мне граница определена.
Так истина встает ориентиром
Над бездной хаоса, над целым миром
Сомнений, не исчерпанных до дна.
Перевод Г. Кружкова
ВОЙДИ!
Только я до опушки дошел,
Слышу – песня дрозда!
А в полях уже сумрак стоял,
А в лесу – темнота.
Так темно было птице в лесу,
Что она б не могла
Даже ветку свою разглядеть,
Даже перья крыла.
Но последние отблески дня,
Что потух за холмом,
Еще грели певца изнутри
Ускользавшим теплом.
Далеко между мрачных колонн
Тихий посвист звучал,
Словно ждал и манил за собой
В темноту и печаль.
Но никак не хотелось – от звезд –
В этот черный провал,
Если б даже позвали: «Войди!»
Но никто не позвал.
Перевод Г. Кружкова
ПУСТЬ ВРЕМЯ ВСЕ ВОЗЬМЕТ
Нет, Время это подвигом не мнит –
Разрушить горный пик до основанья.
В песок прибрежный превратить гранит:
Без огорченья и без ликованья
На дело рук своих оно глядит.
И вот – на месте вздыбленного кряжа
Мелькнет насмешливым изгибом рта
Зализанный волнами контур пляжа...
Да, сдержанность – понятная черта
Пред этой вечной сменою пейзажа.
Пусть Время все возьмет! Мой скарб земной
Да будет он изъят и уничтожен.
Зато я сберегу любой ценой
То, что провез я мимо всех таможен:
Оно мое, оно всегда со мной.
Перевод Г. Кружкова
Я ЧТО УГОДНО ВРЕМЕНИ ОТДАМ
Для времени сравнять снега вершин
С равниною – не подвиг, а забава.
Столетья для него – что миг один.
Оно не тщится мимолетной славы,
Исполнясь созерцательных глубин.
Там, где земля стояла, как оплот,
Пошла волна плясать со смехом пенным.
А Время – ни всплакнет и ни вздохнет...
Такой подход к глобальным переменам
Мне, в целом, близок. Это мой подход.
Я что угодно времени отдам,
Дойдя до окончательной границы.
Пусть забирает ежедневный хлам,
Но собранное в жизни по крупице
Останется со мной и здесь и там.
Перевод Н. Голя
ОТКРОВЕНИЕ
Мы спрятались за блеском строк,
В стихах нашли себе приют, –
Но сколько страхов и тревог,
Пока нас люди не найдут!
Сперва мы новое творим
И непривычное совсем,
Потом – все проще говорим,
Лишь было бы понятно всем.
Как в прятках нашей детворы,
Как в тайнах нашего Творца, –
Чтобы не выйти из игры,
Нельзя таиться без конца!
Перевод В. Топорова
СМЕХ ДЕМИУРГА
То было в густой первозданности леса.
Я знал, что не богом она создана.
Я шел по следам окаянного беса,
Выслеживал беса в лесу дотемна.
И вдруг я услышал – услышал такое,
Что долгие годы не знаю покоя.
Не спереди звук доносился, а сзади –
Утробное бульканье из-под древес.
Забывчив и заспан, в похабном наряде,
Со смехом из лужи своей вылез бес,
С век грязь он соскреб – и мгновенно я понял,
Что он меня вспомнил, заметил и пронял.
Вовек не забуду я этого смеха:
Ловец стал добычей – вот бесу потеха.
Я прянул – ему показать поскорей,
Мол, что-то ищу (не его!) меж ветвей,
А он меня принял за тень или эхо –
И пал я, пристыженный, возле корней.
Перевод В. Топорова
ПЛЕННАЯ И СВОБОДНАЯ
Любовь Земле принадлежит,
Привычен ей объятий плен,
Уютно под защитой стен.
А Мысль оград и уз бежит,
На крыльях дерзостных парит.
В снегу, в песках, в глуши лесной
Проложены Любви следы,
Ей не в обузу все труды.
Но Мысль, избрав удел иной,
С ног отряхает прах земной.
На Сириусе золотом
Она, умчав, проводит ночь;
А на заре стремится прочь –
Сквозь пламень звездный напролом,
Дымя обугленным крылом.
Но, говорят, раба Земли –
Любовь – таит в себе самой
Все то, чего, враждуя с тьмой,
Взыскует Мысль, бродя вдали
В межгалактической пыли.
Перевод Г. Кружкова
ЗНАКОМСТВО С НОЧЬЮ
Ночь, я с тобой воистину знаком!
Я шел туда, где нету городов, –
Туда под дождь, обратно под дождем.
Вал городской, за ним – угрюмый ров.
Я мимо стража молча проходил,
Не зная, как сказать, кто я таков.
Я замирал, и шум шагов гасил,
И слышал слабый крик издалека
(Хоть там кричали, не жалея сил), –
Но не по мне звучала в нем тоска.
А наверху, в пространстве неземном,
Часы, что отмеряют нам века,
Внушали: Время – над добром и злом.
Ночь, я с тобой воистину знаком!
Перевод В. Топорова
НОША
Пустяк порою выпадет из рук.
Нагнешься подобрать его, и вдруг
Нечаянно упавшему вослед
Вниз полетит еще один предмет,
И поползет тихонько ноша, вся
Из рук твоих рассыпаться грозя,
Поскольку она слишком тяжела
И слишком велика тебе была.
Тогда, прижав ее к своей груди,
Растерянно ты сядешь посреди
Своей дороги, чтоб потом опять
Все подобрать и заново поднять.
Перевод Б. Хлебникова
ПУТЬ
Дорога, на крутой подъем
Вбежав, оборвалась
Внезапно, будто в месте том
На небо вознеслась,
И дальний поворот исчез,
Пропал в зеленой мгле,
Там, где прирос корнями лес
Навек к родной земле.
Изобретен автомобиль,
К нему – особый сок,
Чтобы проехать сотни миль
И множество дорог.
Но есть ли вправду где-нибудь
Такая среди них,
Чтоб был высок, как небо, путь
И, как поляна, тих?
Перевод Б. Хлебникова
ПОСЛЕДНЕЕ
На последнем пороге,
Не прощаясь, стою,
Я на этой дороге
Башмаков не собью.
Что ушел – не грустите,
Не моя тут вина,
Мне грехи отпустите
За стаканом вина.
Не от божьего гнева
Я спасаюсь, друзья,
Как Адам или Ева, –
Сам себе я судья.
Не из райского сада
Ухожу я во тьму.
Возвращать мне не надо
Ничего – никому.
Если нынче я вышел,
Не дождавшись утра,
Значит, песню я слышал:
«Мне в дорогу пора!»
Но вернусь я, поверьте,
Если что не по мне,
После жизни и смерти
Умудренный вдвойне.
Перевод Р. Дубровкина
ОН УСТРЕМЛЕН ВПЕРЕД
Он не беглец уклончивый, пугливый.
С оглядкой он не шел, не спотыкался.
Не позади опасность, а с ним рядом,
По обе стороны, и потому
Порой извилист путь его прямой.
Он устремлен вперед. Ведь он искатель.
Такого же искателя он ищет,
Который ищет вдалеке другого
И в нем себе подобного находит.
Вся жизнь его – искание исканий.
Он будущее видит в настоящем.
Он весь – цепь бесконечная стремлений.
Перевод М. Зенкевича
ЧТО-ТО БЫЛО
Я, наверно, смешон, когда, склонившись
Над колодцем, но не умея глубже
Заглянуть, – на поверхности блестящей
Сам себя созерцаю, словно образ
Божества, на лазурном фоне неба,
В обрамлении облаков и листьев.
Как-то раз, долго вглядываясь в воду,
Я заметил под отраженьем четким –
Сквозь него – что-то смутное, иное,
Что сверкнуло со дна мне – и пропало.
Влага влагу прозрачную смутила,
Капля сверху упала, и дрожащей
Рябью стерло и скрыло то, что было
В глубине. Что там, истина блеснула?
Или камешек белый? Что-то было.
Перевод Г. Кружкова
АСТРОМЕТАФИЗИЧЕСКОЕ
Господи, это небо
Нравилось мне любым,
Пасмурным и свирепым,
Кротким и голубым.
Вверх я смотрел так часто,
Что как-то раз упал
И с костылем, несчастный,
Долго потом ковылял.
Тяга моя к любому
Из этих небес должна,
Что к первому, что к седьмому,
Быть все же вознаграждена.
Конечно, лишь как о чуде,
Смею мечтать, смущен,
Что скальп мой на небе будет
В созвездие превращен.
Но все-таки втайне верю,
Такой, так сказать, каприз,
Что буду, по крайней мере,
Отправлен вверх, а не вниз.
Перевод А. Кушнера
ОТКРОВЕНИЕ
Мы спрятались за блеском строк,
В стихах нашли себе приют, –
Но сколько страхов и тревог,
Пока нас люди не найдут!
Сперва мы новое творим
И непривычное совсем,
Потом – все проще говорим,
Лишь было бы понятно всем.
Как в прятках нашей детворы,
Как в тайнах нашего Творца, –
Чтобы не выйти из игры,
Нельзя таиться без конца!
Перевод В. Топорова
НЕИЗБРАННАЯ ДОРОГА
Опушка – и развилка двух дорог.
Я выбирал с великой неохотой,
Но выбрать сразу две никак не мог
И просеку, которой пренебрег,
Глазами пробежал до поворота.
Вторая – та, которую избрал, –
Нетоптаной травою привлекала:
Примять ее – цель выше всех похвал,
Хоть тех, кто здесь когда-то путь пытал,
Она сама изрядно потоптала.
И обе выстилали шаг листвой –
И выбор, всю печаль его, смягчали.
Неизбранная, час пробьет и твой!
Но, помня, как извилист путь любой,
Я на развилку, знал, вернусь едва ли.
И если станет жить невмоготу,
Я вспомню давний выбор поневоле:
Развилка двух дорог – я выбрал ту,
Где путников обходишь за версту.
Все остальное не играет роли.
Перевод В. Топорова
НЕИЗБРАННАЯ ДОРОГА
Скрещенье тропинок в осеннем лесу,
Когда б раздвоился, я выбрал бы обе,
А так — словно держишь судьбу на весу,
Стоишь и глядишь сквозь сухую листву
На ту, что теряется в темной чащобе.
Я выбрал другую, — она посветлей,
И мне показалась еще нелюдимей,
Приятней на вид и трава зеленей;
Хотя для того, кто проходит по ней,
Отличия вряд ли уже различимы, —
Их, если и были, укрыл листопад,
Еще не примял его грубый ботинок.
О, если бы снова вернуться назад!
Но вряд ли решусь на сердечный разлад,
На зов и соблазны бегущих тропинок.
Со вздохом припомню, годы спустя,
Как чаша весов в равновесье застыла:
Тропинки скрестились в лесу, и я —
Пошел по заброшенной. Может быть, зря…
Но это все прочее определило.
Перевод В. Черешни
ОГОНЬ И ЛЕД
Как мир погибнет? От огня
Иль ото льда погибель ждет?
Сомнений нету у меня:
Огонь опаснее, чем лед.
Но если мировой пожар
Земной наш не погубит шар,
То даст достаточно нам льда
Холодная вражда.
Перевод Вл. Васильева
НИ ДАЛЕКО, НИ ГЛУБОКО
Нрав у людей такой:
Им на песке не лень,
К берегу сев спиной,
В море глядеть весь день.
Парусной лодки крыло
Там оживляет вид,
Порою воды стекло
Чайку на миг отразит.
Берег хорош собой
И многообразней стократ,
Но бьет о песок прибой,
И люди в море глядят.
Не видят они далеко,
Не видят они глубоко,
Но хоть и бессилен взгляд,
Они все равно глядят.
Перевод А. Сергеева
О ДЕРЕВЕ, УПАВШЕМ ПОПЕРЕК ДОРОГИ (Пусть оно слышит!)
Ствол, рухнувший под натиском метели
На просеку, не то чтобы всерьез
Хотел нам преградить дорогу к цели,
Но лишь по-своему задать вопрос:
Куда вы так спешите спозаранок?
Ему, должно быть, нравится игра:
Заставить нас в сугроб сойти из санок,
Гадая, как тут быть без топора.
А впрочем, знает он: помехи тщетны,
Мы не свернем – хотя бы нам пришлось,
Чтоб замысел осуществить заветный,
Руками ухватить земную ось
И, развернувшись, устремить планету
Вперед, к еще неведомому свету.
Перевод Г. Кружкова
|