• Материалы по теме:  В.В. НАЛИМОВ
• Василий Васильевич Налимов, учёный, гностик и рыцарь 20-го столетия
• В.В. Налимов. Мысли

Главная / Жизнь замечательных людей / Василий Васильевич Налимов, учёный, гностик и рыцарь 20-го столетия

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ НАЛИМОВ,
УЧЁНЫЙ, ГНОСТИК И РЫЦАРЬ 20-ГО СТОЛЕТИЯ*

Есть люди, значение жизни и трудов которых начинает осознаваться потомками только через многие годы после их смерти. Ровно 8 лет назад, в крещенскую ночь 19 января 1997 года в Москве умер один из последних учёных-энциклопедистов России и крупнейший философ 20-го столетия – Василий Васильевич Налимов (04.11.1910 – 19.01.1997). Его новаторские, на десятилетия опережающие своё время научные и оригинальные философские идеи будут во всей их полноте оценены и восприняты только в культуре нынешнего, 21-го века.

Есть также масштабные духовные и культурно-исторические феномены, которые, играя важную роль в жизни большого числа людей одних эпох, вдруг предаются на время полному забвению или подвергаются глубокому непониманию последующих поколений, что обедняет и утяжеляет их жизнь. К таким феноменам относится русский анархизм и особенно духовное движение русского анархо-мистицизма первой трети 20-го века. В России больше не осталось живых преемников этого движения – последним из выживших в Гулаге его рыцарей был убеждённый анархист-мистик Василий Налимов.

Канатоходец

Этот свой жизненный путь Василий Налимов сравнивал с танцем на канате. Он начал посещать кружки анархомистиков в возрасте 17-ти лет и был арестован в Москве как анархомистик 22 октября 1936 года, после 10-ти лет эзотерического обучения. Приговор "тройки" – 5 лет лагерей за "контр-революционную деятельность". Но он был освобождён только в 1954 году – после 18-ти лет тюрем, колымских лагерей и ссылок – колымской, магаданской, казахстанской (Усть-Каменогорск, Темиртау). В 1947 году – нелегальный приезд в Москву, а в 1949 году – второй арест в Алма-Ате с осуждением на "вечную ссылку", прерванную лишь смертью "бессмертного вождя" Джугашвили. Все годы ссылки Василия Налимова верно поддерживала приехавшая к нему в Сибирь первая жена – топограф и поэтесса Ирина Усова (1905-1985), поисходившая из дворянской семьи. Реабилитирован он только в 1960-м, после двух в том отказов, а затем реабилитации всех анархомистиков, дело которых считалось "совершенно секретным".

В своих воспоминаниях Налимов сделал глубокий этико-психологический анализ репрессивной деятельности власти и её разрушительных последствий для состояния коллективной психики нации. Характерна личная позиция анархомистика, когда он говорит о противостоянии репрессиям власти :

"Существенным оказалось то, что ничто не даёт устойчивости в борьбе – ни высокие степени посвящения, ни многолетний духовный опыт, ни братские связи. Что же может гарантировать от падения?.. Сдаться сразу же без борьбы? Нет. Никогда!

И вдруг я понял, что борьбу мы вели не столько со следователями, сколько с самими собой. Человек оказывается врагом самому себе. Внешний враг – это только провокация, только вызов на бой; а дальше всё свершается внутри себя" ( 1 , с.450)

Как и во время следствия, в заключении Налимов не изменил своим убеждениям, оставаясь творчески ищущим и борящимся с несправедливостью анархомистиком. Достаточно упомянуть эпизод об объявлении голодовки (!) с отказом работать в колымском лагере ( 1 , с.196-198). Или процитировать субъективно-личный вывод Василия Налимова из опыта неволи: "выжить в лагере может только тот, кто не смирился с мыслью о том, что он стал, как это ему внушали, сталинским рабом" ( 1 , с.205).

В течение всего этого времени, несмотря на каторжные работы и потом долгую изоляцию от цивилизованного мира, он сумел не просто сохранить свою увлечённость математикой, но трансформировал эту страсть в подлинный духовный поиск пифагорейского типа. Это были годы суровой аскезы, напряжённого самопознания, размышлений над философскими и научными проблемами. Ибо в заключении Налимов работал не только на золотых приисках, но также в металлургических и геолого-разведывательных лабораториях системы Гулага.

После освобождения и официальной реабилитации Налимов получил возможность продолжить работу в разных научных лабораториях и с научной литературой во Всесоюзном институте научно-технической информации АН СССР. Несомненна высокая одарённость Налимова как творческого учёного и мыслителя. Уже в 1959-м он создаёт в Государственном институте редких металлов первую в стране группу по разработке математической теории эксперимента. В 1965 году, будучи уже профессором и доктором технических наук (тема диссертации 1963 года – методологические аспекты кибернетики) он возглавляет сначала отдел, а затем Лабораторию математической теории эксперимента МГУ, став на этой должности заместителем академика Андрея Колмогорова (1903-1987) – гениального русского математика, который руководил большой межфакультетской Лабораторией статистических методов МГУ.

Василий Налимов проработал с Колмогоровым 10 лет, пользуясь как учёный неизменной поддержкой Андрея Николаевича, который защищал Налимова от партийных нападок и предоставил ему привилегию редкой свободы в исследованиях и выражении идей. "Василий Васильевич – учёный такого ранга, что может заниматься тем, чем хочет", – говорил влиятельный академик, и Налимов оставался неприкосновенным для партийных интриганов университета ( 1 , с.286). С 1975 года Налимов возглавил Лабораторию математической теории эксперимента на биологическом факультете, а последние годы жизни работал ведущим сотрудником Лаборатории системной экологии МГУ.

Показательно, что всё это Василий Налимов достиг, не имея диплома о высшем образовании, так как в 1930 году добровольно покинул 2-й курс физико-математического факультета Московского университета из-за конфликта с комсомолом университета. До ареста он работал в Лаборатории высокого вакуума Всесоюзного электротехнического института в Москве, где изучал фотоэлектрический эффект (опубликовав, в соавторстве, свою первую научную книгу по этой теме) и ещё застал доклады отца Павла Флоренского, до его ареста и гибели в Гулаге. Случайно или нет, но некоторые центральные идеи миропонимания Павла Флоренского удивительно перекликаются с теми, которые Налимов развивал в своих философских работах: Флоренский видел в математике инструмент бесконечного самопознания, говоря, что занятия математикой и физикой привели его "к признанию формальной возможности теоретических основ общечеловеческого религиозного миросозерцания" ( 10 , с.267).

В 1960-70-х годах книги Налимова по статистическим методам планирования экспериментов, кибернетике и наукометрии оказывались среди самых цитируемых в мировой научной литературе. Они издавались в университетах Лондона, Оксфорда, Берлина, Будапешта, Варшавы и переводились исследовательскими отделами армии США, а Институт научной информации в Филадельфии (США) издал в 1980-х годах 4 работы по мультидисциплинарному изучению сознания, имеющие философскую направленность ( 11 ). Став профессором МГУ, Налимов всегда отказывался от членства в компартии и связанной с этим карьеры в научной номенклатуре. Он не признавал значения "закрытой" науки для культуры :

"Мы сразу же можем исключить из рассмотрения всё, что относится к так называемой "закрытой" науке, поскольку развитие "закрытых" работ не оказывает влияния на информационные потоки в науке" ( 12 , с.12).

Методологически подход Налимова к проблемам науки близок анархическому подходу американского философа австрийского происхождения Пола Карла Фейербенда (1924-1994), который, в частности, писал ( 13 ):

"Наука есть одна из форм идеологии, и она должна быть отделена от государства, как это уже сделано в отношении религии" (с.517). "Наука представляет собой по сути анархистское предприятие: теоретический анархизм более гуманен и прогрессивен, чем его альтернативы, опирающиеся на закон и порядок" (с.147).

Сам Василий Налимов в этой связи писал: "Анархизм – это всеобъемлющая свобода. Она должна охватить все проявления культуры, в том числе и науку, остающуюся в плане методологии жёстко идеологизированной" ( 1 , с.142).

Да и само по себе научное творчество, то есть способность человека открывать и создавать новое в уже существующем, возможно только как анархический процесс, что Налимов хорошо показал в одной из своих давних статей ( 14 ). В другой книге – Faces of Science ("Облик науки", законченной в Москве в 1979 году, но целиком никогда не опубликованной в России) Налимов пишет ( 15 ):

"Человек открывается в своём видении мира. Наука в диалектическом противостоянии логического алогическому моделирует скорее природу самого человека, чем описываемого им Мира. Отсюда изучение природы самой науки это, прежде всего, путь к пониманию человека (с. xii )...

Наука может быть как источником знаний, так и источником заблуждений... Научные теории на самом деле ничего не объясняют, поскольку они всегда ставят нас перед новыми, более серьёзными проблемами. Скорее, можно говорить о том, что они примиряют нас с тем новым, что вскрывается в процессе нескончаемого овладения Миром (с.275)...

Символические образы – архетипы нашего бессознательного, – выступающие в роли упорядочивающих операторов при построении новых теорий, являются... теми факторами, которые примиряют нас (на уровне бессознательного) с нашими построениями... Иначе говоря... сама сопричастность математических построений нашему бессознательному примиряет их с нами в большей степени, чем сопутствующие им формальные доказательства (с.275)...

Из сказанного выше с очевидностью следует, что разумнее говорить не о познании Мира, а об углублении нашего взаимодействия с ним, сопровождающимся расширением нашего сознания..." (с.278).

Уже в начале 1980-х о Налимове писали, что он является энциклопедическим "мыслителем эпохи Возрождения" – "Renaissance scholar" ( 16 ). Василий Налимов создал русскую школу математических методов планирования экспериментов; ввёл в науку термин "наукометрия" и сформулировал основы этой новой дисциплины; разработал философию и основания глобальной экологии; создал язык вероятностной логики; разработал вероятностно ориентированные модели языка, сознания, эволюционизма и смысла (последнюю называют также "вероятностной теорией истины" – probabilistic theory of truth ). Сегодня эти его достижения общепризнаны в России ( 17 ).

Однако в СССР издание и даже упоминание новых книг Василия Налимова полностью прекратилось на 10 лет – с 1979 по 1989 годы. Именно на этот период приходится издание его философских работ в США. Так из русской культуры большая часть фундаментальных идей и практических разработок Налимова были напрочь вырваны на 10-15 лет, что не принесло стране ничего, кроме интеллектуального и духовного обеднения народа, которое не могли компенсировать отдельные публикации учёного в советской научной и популярной прессе.

Начиная с "парохода философов", высланных большевиками за границу, и сотен других блестящих учёных, поэтов, мыслителей России, отправленных в концлагеря и расстрельные подвалы ЧК-ГПУ-НКВД, не говоря уже об уничтожении просто трудолюбивых крестьян и предприимчивых людей, всё лучшее из страны так или иначе изгонялось. Так страна была разорена, народ обманут и обкраден, и сегодня мы сидим на обломках этого гигантского крушения русского Голема.

Реальность ирреального

В начале 1970-х годов Василий Налимов, по профессии прикладной математик, решил открыть самой широкой публике свои новые теории и подходы к проблемам изучения сознания, начав публикации на эту тему в научно-популярной печати. Уже в самых ранних работах общефилософской направленности (1971-1976) Налимов ясно и недвусмысленно определил истоки своих идей и своего подхода к описанию сознания. Это: греко-христианская метафизика ("Логос" как "всеобщее число"), "платоновский реализм", математический интуиционизм, а если говорить ещё точнее – "школа субъективных вероятностей, опирающаяся на необейесовский подход", "вероятностная семантика" и трансперсональная психология ( 18 ). Последний термин вообще не употреблялся в советской науке, Налимов первый ввёл его в советский академический тезаурус

Василий Налимов был первым в СССР настоящим трансперсональным психологом. К текстам трансперсональной психологии следует отнести уже его работу 1972 года "Этюды по истории кибернетики: Предтечи кибернетики в Древней Индии", опубликованную в Индии в 1974 году ( 19 ). Эта статья рассматривала параллели между восточным мистицизмом и современной наукой, которые Налимов начал исследовать одновременно с Фритьофом Капрой, Майклом Талботом, Джин Шинода Болен и некоторыми специалистами в России ( 20 ). Но публиковались такие работы с большим запозданием и лишь на Западе. И, например, статью "Наука и религия: есть ли здесь место принципу дополнительности?" ( 21 ) можно было прочесть только в труднодоступном самиздате или послушать невнятное её изложение с неадекватными комментариями к ней в 1980 году по радио "Голос Америки".

Первой официальной публикацией по трансперсональной психологии на русском языке в СССР была работа Налимова "Непрерывность против дискретности в языке и мышлении" (1976) опубликованная Тбилисским университетом тиражом 500 экземпляров и ставшая на следующие 10 лет одним из бестселлеров советского научного самиздата ( 22 ). Это была лишь первая глава неизданной с тех пор книги "Прошлое в настоящем: Антропологическая теория религий" ( 23 ). "Прошлое в настоящем" распространилась в самиздате, при обысках КГБ конфисковывалась и безвозвратно пропадала в недрах Лубянки; её использовали разные исследователи сознания, обширно цитируя работу – иногда с ошибками и искажениями авторского текста – даже в своих печатных изданиях (см.напр. 24 ), но целиком эта книга Налимова нигде не была опубликована. В ней рассматриваются и – в ракурсе единства духовного опыта человечества – сопоставляются платонизм и гностицизм, православие и исихазм, индуизм и йога, ваджраяна и дзэн-буддизм, шаманизм и современный экзистенциализм. Это была первая книга Налимова, в которой он писал о неизбежности смены современной культуры нашей цивилизации. Общую направленность этой по-прежнему очень актуальной книги отражают выбранные эпиграфом к ней слова Шри Рамакришны :

"Как различные реки, берущие своё начало в разных горах и текущие одни прямо, а другие излучинами, все сливают свои воды в Океане, так и различные вероучения с их разными точками зрения в конце-концов сходятся к Тебе, о Господь...

Один и тот же Аватар, появившись в одном месте, называется Кришна, а исчезнув и появившись вновь в другом месте, называется Христом" ( 25 ).

В материалах для большого Международного симпозиума по проблеме бессознательного, прошедшего в октябре 1979 года в ходе в Тбилиси, Налимов впервые представил результаты проводившихся им медитационных экспериментов ( 26 ), а также первый набросок "вероятностной модели бессознательного". Позже модель была сформулирована и тоже представлена в советских публикациях; она описывала сознание как семантическое поле с системой фильтров, открытых возможности непрерывного творчества ( 27 ).

В отличие от практики "традиционалистов", в подходе Василия Налимова испытуемым не требовалось предварительно или одновременно постигать философские понятия и проникаться метафизическими представлениями древних эзотерических систем. Ибо Налимовым изучалось непосредственно сознание, а не только интерпретация чужого опыта его исследования. В отличие же от экспериментов государственных советских парапсихологов, медитативная практика проводилась Налимовым в открытых группах добровольцев и силами исключительно самих участников, независимо от каких бы то ни было государственных программ, опиралась на эзотерический орденский опыт и прямо называлась "медитация". А темы её были не психофизической, но экзистенциальной направленности: например, медитация на тему "Документ будущего" ( 28 ), на стихи русских символистов или на триаду слов обыденного языка "Свобода – Рабство – Достоинство" ( 26 ), на слово "Время" или на трансперсональные символы – древние христианские кресты и мандалы.

Советский режим всегда сопротивлялся подобным публикациям в открытой научной печати, но Налимову удавалось это делать благодаря исключительной методологической строгости его построений. И, кроме жалких отдельных попыток "марксистской критики" его публикаций, лишь один упрёк был ему сделан со стороны серьёзных учёных – в том, что его тексты слишком трудны для восприятия, даже для специалистов академического уровня ( 29 ). Они действительно требовали не только большой научной и общекультурной эрудиции читателя, но также его развитого воображения, готовности к пересмотру парадигмических установок и духовной открытости сознания.

Ещё в начале 1970-х, напоминая о том уроне, который нанесла физической науке в СССР идеологическая партийная кампания против квантовой механики и теории относительности, он писал в одном из популярных среди советских исследователей журнале: "Только взрыв первой атомной бомбы радикально изменил парадигму. В идейном плане сразу всё оказалось рассекреченным. Дальше оставалось только "догонять" или "перегонять" – психологического торможения больше не было" ( 14 , с.39). При этом, необходимость эзотеризма, – то есть этически (а отнюдь не политически) регулировать научные исследования природы, сознания человека и особенно психотронные техноразработки, – понятна многим разумным ответственным учёным и глубоко оправдана. Как сказал американский профессор аэронавтики Пол Кзиз ( Paul Сzysz ), один из специалистов в области энергии вакуума, разрабатываемой сегодня на стыке физики и психических исследований:

"В эпоху луков и стрел наше воздействие на мир было ограниченным. С появлением ядерных технологий мы располагаем источником энергии, способной нас разрушить. Энергия "абсолютного нуля" может нас аннигилировать в ничто. Совершенно необходимо, чтобы мы умели определять лимиты и контролировать энергию. Иначе будет слишком поздно" (из телеинтервью – 30 ). Василий Налимов осознавал это как мало кто в России.

То была мрачная эпоха, когда все трансперсональные и парапсихологические исследования сознания рассматривались, с одной стороны, как идеологически опасные, с другой – как стратегические, брались под жёсткий контроль власти, а КГБ и ГРУ стремились так или иначе заставить учёных работать в своих секретных учреждениях или в программах закрытых академических и ведомственных институтов, нередко руководимых крупными советскими академиками. Василий Налимов всегда отказывался от работ для министерств безопасности или обороны. Так, например, в 1980-х он отказался участвовать в секретной военной программе по коммуникации с китообразными в военных лабораториях Крыма.

Байесовский подход к моделированию психических процессов к тому времени уже успешно применялся американскими психологами для решения локальных задач, но подход Налимова был совершенно новым, заключаясь в метафорическом использовании математических представлений в трансперсональной психологии. По существу речь идёт о создании в целом нового единого языка описания процессов в физическом мире и сознании, включающим в такое описание и человеческую этику – системы ценностных представлений. Первое сопоставление с этим подходом Налимова основных западных моделей сознания в трансперсональной психологии (Ч.Тарта, С.Грофа, К.Уилбера, Д.Бома) сделано в работе сотрудницы, подруги и второй жены В.В.Налимова – Жанны Александровны Дрогалиной ( 31 ).

Полное изложение вероятностной теории сознания Василия Налимова мне довелось читать ещё в рукописи ( 32 ). Публикация её в СССР была запрещена и стала возможна лишь через 14 лет после написания, зато книга была сразу издана в США и получила там самую высокую оценку ( 33 ). В 1996 году, после 5-ти лет работы, эта книга была, наконец, опубликована на французском языке, под названием " Les Math е matiques de l ' inconscient " ( 34 ). Название книги "Вероятностная модель бессознательного" в русском издании – "Реальность нереального : Бессознательное как проявление Семантической Вселенной", она написана вместе с Жанной Дрогалиной ( 35 ). Текст французской версии не идентичен ни американскому в издании 1982 года, ни русскому, но перекомпозирован и дополнен главами из русской версии 1995 года. Как и первую изданную в США философскую книгу, Налимов посвятил "Математику бессознательного" памяти своих погибших учителей – Алексея и Агнии Солонович.

Василий Налимов рассматривал эту книгу как "введение" в развиваемое им "вероятностно ориентированное видение мира". Тем не менее, эта книга совершенно не теряет своей актуальности, и без этого "введения" действительно труднее воспринимать следующие философские работы учёного. Психологи, психотерапевты, педагоги, математики, физики, философы, историки, художники, искусствоведы могут найти в ней богатый материал – каждый для своей специальности. Вместе с философскими и метафизическими построениями автора в ней представлены репродукции картин и рисунков – результаты медитативной работы, почти 25 лет проводившейся им и Жанной Дрогалиной, с группой профессиональных художников. Этот опыт дал начало новому методу в живописи – "трансперсональному символизму".

Во французском предисловии к книге Станислав Гроф не колеблясь пишет: "Своевременность работы Налимова выходит за границы науки. Его видение мира охватывает и интегрирует всю совокупность опыта, приобретённого всем человечеством. Оно превосходит провинциальный, национальный, политический, расовый и религиозный шовинизм и идеологические клише конкурирующих систем, основанных на незнании целостной природы человека. В контексте его видения, единственная надежда человечества – в создании совершенно новой культуры через радикальную трансформацию сознания. На этом пути работа Налимова является важным вкладом в... новую альтернативную и перспективную стратегию в подходе к современному глобальному кризису" ( 34 , с.15).

Быть может, самое главное, что Василий Налимов писал в этой книге ещё в 1982 году, заключается в его словах о забытом позитивистской наукой и запрещённом советской идеологией Духовном Мире: "Сейчас уже можно говорить о том, что перед нашим взором открывается то, что можно бы назвать Семантической Вселенной, или семантическим космосом, сосуществующим с нашим временным космосом и, более того, проявляющимся в нём" ( 35 , с.279).

Математика космической Игры и Спонтанность сознания

В своих следующих работах Василий Налимов использовал тот же подход для построения единой вероятностной теории сознания, биологической эволюции и эволюции физического мира. Мне довелось читать ещё рукописный набросок 1982 года книги, названный тогда "Число как мера многообразия в мире живого : Интегративная синэкология в вероятностном ракурсе" и в 1985 году опубликованной в США под заглавием "Время, Пространство и Жизнь : Вероятностные пути эволюции". Сам Налимов предпочитал русское название работы – "Мир как геометрия и мера", она появилась в России на русском языке лишь через 15 лет, уже после смерти философа ( 36 ). Все советские издательства отвергали её, и даже развёрнутый авторский реферат книги отказались напечатать все толстые научные журналы СССР – как недопустимо "идеалистический" текст. В одной из американских рецензий на эту работу изложенный Налимовым подход был назван "метанаукой будущего".

В книге развиваются далее представления о Семантической Вселенной как основе физического мира через сопоставление различных космогонических и эволюционных теорий 20-го века, с дальнейшим развитием подступов к сверхъединой теории поля – математической модели, едино описывающей сознание и физический мир. Как одну из метафорических иллюстраций этого подхода Налимова можно взять фразу, приведённую А.Д.Сахаровым, когда он, рассказывая о своих встречах в 1987 году с Джоном Уилером и Стивеном Хоукином, свидетельствует о своём внимании к этой проблематике ( 37 ):

"Во время первого разговора Хоукинг дал мне оттиски своих последних работ... Первую... он докладывал на семинаре и сказал, перефразируя Эйнштейна: "Бог не только играет в кости, но и забрасывает их так далеко, что они становятся недоступными" (с.64-66).

Именно в этом мировоззренческом направлении развивал свои идеи и Василий Налимов, одновременно занимаясь, если употребить слова Андрея Сахарова о новых задачах науки, "обобщением основных понятий и идей" в своих новых работах. По сути он стремится создать метатеорию космического сознания.

Большое место в вероятностной теории сознания Налимова занимает концепция Ничто как вселенской Потенциальности и концепция реинкарнации, интерпретируемая точно так же, как в эзотерическом буддизме и тантризме ( 35 ). Особенностью интерпретации Налимовым этих категорий и понятий является использование математических образов. Свой подход он называет "метафоро-математическим, или, пожалуй даже мифо-математическим. В этом случае исследователь не придумывает новых математических построений, а берёт уже существующую математическую структуру и даёт ей новую неожиданную экспликацию в системе тех или иных представлений эмпирического Мира...

Математическая структура начинает выступать в роли мифа, которому исследователь даёт новое раскрытие" ( 36 , с.169).

Древнеиндийский миф, который помогает воспринять идею Налимова о спонтанности, это – Лила, или Божественная космическая Игра ( 38 ). Именно эти архетипические образы помогают адекватно понять вероятностную логику и вероятностную онтологию Налимова, заключённую в математическом "силлогизме Байеса" как единой формуле описания мира и человека: p (µ/ y ) = kp (µ) p (y / µ). Эта формула – не что иное, как концепция Лилы, выраженная на математическом языке современных научных представлений. Уже в "Реальности нереального" ( 35 ) Налимов пишет: "Безграничное стремление разделять неделимое, и разделять каждый раз по-новому, – не есть ли это то, что на Востоке воплощалось в образ многорукого Танцующего Шивы? Но почему мы вовлечены в эту игру?" (с.379) ; и ещё: "Дао – это процесс Мира, Путь жизни. Это гармоническое раскрытие жизни через спонтанность её проявления..." (с.96)

Однако древнеиндийские истоки игровой, или вероятностной модели мира и человека Налимов подчёркивал ещё в своей работе 1972 года о предтечах кибернетики и вероятностного мышления в Древней Индии ( 19 ). В "Реальности нереального" он пишет:

"У европейца, начинающего знакомиться с Востоком, представление о Мире как об игре вызывает наибольшее недоумение – всё кажется унизительным, нарочито несерьёзным. Но в вероятностной интерпретации всё выглядит иначе. Игра – это возникновение размытой, вероятностно взвешенной ситуации, создающей возможность изживать карму отдельных людей и целых народов. Приход на Землю духовно высокого эона только изменяет распределение вероятностей, но отнюдь не задаёт жёсткий путь развития. Так было и с приходом Христа..." ( 35 , с.36).

Надо подчеркнуть, что математическая формула силлогизма Байеса служит отнюдь не для прикладных исчислений, но имеет объяснительную силу и эвристическую роль, в том числе для построения дальнейших теоретических и прикладных математических моделей: "Этот силлогизм включает в себя представление о спонтанности творческого начала... Спонтанность становится фундаментальным началом Мира..." ( 36 , с.147, 185).

Налимов иллюстрировал это мировосприятие не только образами индийской мифологии, но также через идеи Плотина в его трактате "О Числах" ( 35 , с.45-50, 76-84). Интересно, что игровую модель сознания и мира, идентичную древнеиндийской Лиле, мы находим также в эзотерической философии Древнего Египта, как она изложена в средиземноморском герметизме ( 39 ). В христианской культуре эта идея имплицитно содержится, в частности, в известной формуле Апостола Павла:

"Ибо всё от Него, Им и к Нему" (Послание к Римлянам, 11: 36), которая математически выражается всё тем же вероятностным силлогизмом Баейса: p (µ/ y ) = kp (µ) p (y / µ).

В работе "Мир как геометрия и мера" Налимов развивает идею спонтанности как новой философской и метафизической категории, которую удаётся раскрыть только в сопоставлении с образами восточной мысли. Однако подробное сопоставление главных оригинальных идей Налимова с наиболее эзотерическими, малоизвестными учениями Востока, до начала 20-го столетия остававшимися скрытыми от западного мира, это – тема отдельной большой публикации. А здесь я ограничусь только беглой констатацией этих параллелей и смысловой идентичности идей.

"Острокритическим остаётся, конечно, мое отношение к тому картезианско-ньютоновскому механистическому фону, на котором продолжают развиваться современные представления об эволюционизме... Смягчая извечные Законы Случайностью, не пытаемся ли мы просто обручить ветхозаветного Творца с танцующим Шивой?.. Здесь мои высказывания начинают странным образом перекликаться с философией даосизма...

И действительно, обращение к вероятностной онтологии оживляет миф древности. В европейской традиции он уходит корнями к досократикам, на Востоке – к индуизму и даосизму...

Главное для нас – это... возможность показать правомерность представлений о вероятностной, то есть по существу геометрической онтологии Мира, где движущим началом является не закон, а спонтанность, которая обретает контуры научности, будучи записанной на языке модельных представлений..." ( 36 , с.182-185).

Следующая работа, которую Налимов рассматривал как самую важную свою книгу, целиком посвящена теме Спонтанности сознания и мира ( 40 ). Законченная в 1987 году, эта работа также не была опубликована ни одним советским государственным издательством. Из издательства "Наука" рукопись её по-попросту украли. В конце-концов, Налимов опубликовал книгу своими силами – при поддержке одного из первых в стране кооперативов, под прикрытием издательства "Прометей" Московского пединститута. 10-тысячный тираж очень качественного издания быстро исчез с прилавков книжных магазинов, хотя книга не проста для понимания. О чём она? "Прежде всего хочется предложить модель, обладающую большой объяснительной силой. Мы уже устали от локальных моделей... Хочется вырваться на простор и с каких-то единых позиций увидеть то, что дано нам видеть... Модель такой, почти всеобъемлющей, силы может быть только глубоко метафоричной, и, более того, она должна будет обрести характер мифа... И вряд ли кто-либо будет всерьёз спорить с тем, что современные космогонические представления, несмотря на всю их глубокую насыщенность математикой и идеями современной физики, всё же выглядят скорее как мифы современности" ( 40, с.18-19). Далее этот подход разворачивается в вероятностную теорию смыслов и личности, вместе с новыми ему пояснениями (с.106-120).

Есть некоторое сходство идей Налимова о спонтанности и представлений Карла Густава Юнга о Синхронности ( 41 ), но Налимов идёт гораздо дальше Юнга. В его концепции окончательно отбрасывается – или, точнее, растворяется – детерминистская картина мира, управляемого жёсткими Законами Бога-Демиурга:

"Спонтанность – это реальность другого мира, смежного нашему. Спонтанность не подчиняется причинно-следственным связям; не локализована в физическом пространстве – в нём она только проявляет себя; не персонализированна – персонализируется только её проявление; не ограничена временными рамками, она отождествляется с забеганием вперёд, что порождает завихрение времени; принадлежа другому миру, не может умирать в нашем мире" ( 40 , с.240).

Сравните это с известными словами Иисуса Христа: "Царство Моё не от мира сего... Я – путь, истина и жизнь... Я есмь воскресение и жизнь... И Я даю им жизнь вечную, и не погибнут вовек, и никто не может похитить их из руки Отца Моего" (Евангелие от Иоанна, 18: 36; 14: 6; 11: 25; 10: 28). С большой силой это представление об абсолютной свободе духа и человека, познавшего своё единство с космическим началом свободы, выражено в Бхагавадгите ( 42 , 2: 20, с.175):

Снова цитата из "Спонтанности сознания" Налимова ( 40 ): "В этом термине заложено целое мировоззрение, чуждое привычному нам видению Мира как начала логически обусловленного и погруженного в систему причинно-следственных связей... Смысл этого термина может раскрыться через корреляционно связанную семантическую триаду: свобода – спонтанность – творчество" (с.232).

Отметим также, что в арамейском языке, на котором говорил Иисус, обозначающее творческое начало Мира слово "Дух" – женского рода, поменявшее этот род при переводах новозаветных текстов на греческий и другие европейские языки. В одном из апокрифических евангелий Иисус прямо говорит: "Мать моя – Дух Святой..." ( 54 ).

В конце своей жизни Н алимов написал "Трактат о Любви" (1995), звучащий как духовное нам завещание философа. В нём есть такие слова:

"Любовь мистична по своей природе. Нам не понять её. Мы можем только благоговеть перед ней... Через любовь рождается жизнь, а значит и смерть... Мы не знаем, что такое любовь, потому что не знаем самих себя... В христианской культуре преобладало презрительное отношение к телу... Почему Церковь считает зачатие порочным? Значит, нужно считать порочным всё рождённое на Земле? Какое презрение ко всему живущему!..

Не смогли женщины стать теологами. Какой ущерб нанесён этим христианству! В нём до сих пор отсутствует женское начало. То начало, которое могло бы изменить ход истории, смягчив его..." ( 56 , с.254-255).

Продолжая ту же традицию, к концу жизни Василий Налимов возвращается также к проблеме зла, глубоко разработанной гностиками, но неразвитой в догматическом богословии и потому наиболее трудной для понимания в эзотерическом учении Ордена Тамплиеров. Блестяще анализируя диалектику различных оппозиций в проявленном мире (непрерывное-дискретное, единое-множественное, рациональное-иррациональное, прошлое-будущее, мужское-женское, добро-зло и т.д.), сам Налимов обладал видением Мира абсолютно не-дуалистичным, но существенно целостным. Аналогичное мы находим в миропонимании Плотина, гностиков-василидиан и валентиниан, а также в не-дуалистических школах индуистского тантризма, крия-йоги, Рамакришны, в китайском буддизме чань и хуаянь, в тибетском дзогчене:

"Мир погружен во зло. В ХХ веке мы понимаем это с нарастающей отчётливостью. Но философия зла в нашей культуре не разработана... Является ли зло самостоятельным началом? Или иначе – заложено ли зло, как таковое, в Мироустройстве?.. Природой зла человек стал интересоваться с первых лет философского осмысления Мира. Уже Сократ чётко сформулировал, что зло обусловлено незнанием. У гностиков вопрос об истоках зла был основным...

Мне представляется, что зло эфемерно. Оно приходит и уходит, будучи порождаемо глупостью, невежеством людей." ( 1 , с.359-360)

Эти же вопросы Налимов поставил незадолго до смерти в другой своей книге ( 57 ), а также в специальной статье 1996 года, опубликованной в его последней, посмертной книге ( 58 ). Разбирая постановку этой проблемы в западной философии, он писал, что здесь его позиция ближе к буддизму, чем к христианству.

Искушение властью

Говоря об эфемерности зла в плане метафизическом, Василий Налимов вместе с тем подчёркивал краеугольную для нашей культуры серьёзность искушения властью. Ещё в 1976-1978 годах, в работе "Возможно ли экзистенциальное преодоление современной культуры?.." (заключительной главе неопубликованной книги "Прошлое в настоящем", 1978) он писал:

"Культура, порождённая христианством, оказалась нехристианской или, говоря словами Николая Бердяева, христиански недостроенной. Достаточно вспомнить первую мировую войну. Её начали христианские государства для решения их христианских дел. На войну их благословили их Церкви, считавшие себя носителями Любви и милосердия. В духовном плане над Европой открылась бездна. В неё ринулись демонические силы. Отсюда многое – и Гитлер, и невозможность жить без водородной бомбы, и концлагеря – самое примечательное явление 20-го века, высочайшее проявление гуманности, если мир видеть глазами Власти...

Что есть Власть? Ещё гностики видели всю серьёзность этого вопроса. Для них власть – охранение незнания. В земной жизни Христа было одно по-настоящему большое искушение – искушение Властью. Это было и знаком того, что христианская культура должна будет пройти через это искушение..." ( 23 ).

Что же христианство противопоставляет искушению власти? Любовь и Свободу. Власть, как это ни парадоксально на первый взгляд, неразрывно связана с рабством – и подчинённого, и властителя. Чем больше власть, тем глубже и гротескнее рабство властителя. Движимый Любовью Иисус выбрал Свободу:

"В словах Христа, даже в самых Его простых словах, мы всегда слышим космическое звучание. Та Любовь, которую Христос принёс на землю – это космическое начало. Через любовь в христианстве человек связывается с космосом... Преображение человека любовью может быть мгновенным... Но в овладении любовью человек может возрастать, совершенствоваться – учиться Любви. Отсюда социальная направленность христианства – идея жертвенного служения людям...

Видимо, для того, чтобы достроить христианскую культуру, людям понадобился духовный опыт всего их прошлого. Эзотеризм стал выходить на поверхность. Это не впервые в истории. Когда-то вся техника была эзотерична, а потом вышла в открытость. Из открытости техники родился экологический кризис. Что выйдет из новой открытости – кто знает? Но таков стал путь..." ( 23 ).

В последующие годы Налимов снова и снова повторял: "Понимаю всю серьёзность искушения Иисуса дьяволом в пустыне ( 61 , с.246)... "И сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её" (Ев.от Луки, 4: 6) – Это, несомненно, одно из сильнейших пророческих утверждений христианской мысли ( 62 , с.201)... Власть, особенно деспотичная, всегда магична... Разве не оказались в роли мрачных магов наших дней Муссолини, Гитлер, Сталин, Мао? ( 1 , с.60)... Ещё гностики на заре христианства утверждали, что власть – это охранение незнания... Христос не принял власти из рук искушающего его дьявола и оставил Мир в его спонтанности" ( 35 , с.29, 36).

Христианское пророчество об искушении человека властью с одинаковой силой обращено как к Западу, так Востоку и Югу современной цивилизации, ибо ни одна её культура не избежала тоталитарных эксцессов как в прошлом, так и в настоящем.

Трагедией русского христианства стало так называемое "крещение" славян в 10-м веке князем Владимиром, осуществлённое им насильственно – "огнём и мечом", то есть военными средствами и жестокими репрессиями. Это делалось им ради укрепления своей родовой власти путём установления единой имперской государственной идеологии, заимствованной у тоталитарной Византии, ибо к тому времени христианизация Руси уже не менее 2-х веков мирно осуществлялась свободными бродячими проповедниками. Такое насильственное "крещение" Руси её властью продолжалось вплоть до 16-го века, а по сути – вплоть до 19-го, сопровождаясь кровавым подавлением бунтов против него и православной инквизиционной практикой, утяжеляясь преследованиями староверов, народных христианских сект и духовного масонства дворян, что искалечило коллективную психику и всю жизнь общества ( 63).

Для Василия Налимова преодоление этих эксцессов лежит в философии и практике анархизма. Как писал Николай Бердяев: "Идеалом может быть лишь преодоление всякой власти, как основанной на отчуждении и экстериоризации. Царство Божие может мыслиться лишь апофатически, как совершенное безвластие, как царство свободы..." И в другом месте: "Бог есть Дух, то есть свобода" ( 64 , с.21). Безусловно, великим мистическим анархистом Василий Налимов видит Иисуса. Но первым европейским анархистом-космополитом Налимов считал греческого философа Антифонта (середина 5 века до н.э.), трактат которого "Об истине" он назвал "анархическим манифестом" эллинистического мира ( 62 , с.200).

Творчество самого Василия Налимова – один из примеров непосредственного значительного влияния анархомистицизма на русскую и мировую культуру. 15 июня 1996 года Леонид Плющ, сам математик-кибернетик, бывший советский диссидент и последователь принципов ненасилия, а также исследователь эзотеризма и оккультизма в России, представил Василия Налимова на парижском коллоквиуме "Что есть сознание?", следующими словами:

"В чем смысл борьбы и научной деятельности Василия Налимова? Это – продолжение революции, начатой в 19-м веке Лобачевским, Байяи и Римманом. Эта революция продолжилась в 20-м веке в теории относительности и квантовой механике. Смысл этой революции – отказ от схоластической логики позитивизма, которая завела науку и всю нашу цивилизацию в тупик...

Другое значение его работ вытекает из трагического опыта ГУЛАГа. Опыт концлагеря – это опыт тотальной абсурдности коммунизма и фашизма. Оба претендовали на создание моно-модели и моно-смысла всего мироздания. В результате было создано общество тотальной бессмысленности. Если подытожить значение работ Налимова, то все они основаны на логике свободы, смысла и мужества... Труды Налимова разрушают тоталитарное мышление, которое принесло столько зла человечеству" ( 68 ).

Синкретическая квинтессенция мысли Василия Налимова – синтез его научного, философского и мистического подхода к фундаментальным проблемам бытия – опубликована посмертно ( 69 ). Говоря об эллинской и европейской культурах, в плане метафизическом он сопоставляет своё видение мира с древними идеями Анаксагора, Пифагора, Сократа, Платона, Плотина, апофатическим богословием Дионисия-Ареопагита, Мейстера Экхарда и Григория Паламы – адепта и средневекового теоретика древнего исихазма. Его вероятностный подход к исследованию природы и сознания близок наиболее интересным холистическим научным теориям, одновременно включая в себя не только классическую философию, от Антифона до Канта, но и современную, в частности – экзистенциальную мысль, а также многие идеи эзотерической философии Востока. У разных духовных мыслителей России можно найти глубокие созвучия идеям Налимова – у Сергия Булгакова и Павла Флоренского, Владимира Соловьёва и Николая Бердяева, Владимира Шмакова и Бориса Вышеславцева, Алексея Лосева и Якова Голосовкера, Даниила Андреева и некоторых других ( 10 ), ( 55 ), ( 70 ).

Как уже сказано выше, великим мистическим анархистом Василий Налимов видит Иисуса. При этом он отмечал особенность его поведения и учения: "Иисус ведёт себя существенно отлично от того, как должен был бы вести себя раввин... Иисус, будучи провозвестником новой эпохи, проповедовал, не раскрывая себя, сохраняя инкогнито. Это, несомненно, свидетельствует о принадлежности некоему эзотеризму... Отметим, что на занятиях русского Ордена тамплиеров подчёркивалось обращение Иисуса к его "тайным ученикам" – особо доверенным последователям. Может быть, именно из-за тайной формы передачи знания мы так мало знаем теперь о становлении христианства" ( 61 , с. 220-222). В другом месте , рассматривая эволюцию христианской культуры, он писал: "...до сих пор ведутся дискуссии о том, когда собственно возник гностицизм; одна из точек зрения сводится к тому, что он возник ещё до христианства. С этим можно согласиться, если считать, что и само христианство возникло до появления Христа..." ( 36, с.133).

Независимо от того, в эзотеризм какой древней цивилизации мог быть посвящён Иисус – индийской, египетской или обеих, – Налимов говорил, что послание Христа семантически неисчерпаемо и самодостаточно: "Вся история Христианства есть не более чем нескончаемое раскрытие потенциального многообразия скрытых в нём смыслов" ( 40 , с.130). Однако он считал, что этот духовный потенциал христианства легче раскрывается в его сопоставлении со всем глобальным многообразием духовного наследия современной культуры человечества. В культуре Востока наиболее близки идеям Налимова оказались даосская диалектика противоположностей, концепция лилы – космической игры в индуизме (и, равно, египетском герметизме) и тантрическое учение о спонтанности сознания и мира – сахаджия.

Используя математический язык вероятностного видения мира, Налимов даёт новую интерпретацию таким фундаментальным понятиям западной и восточной философии, как свобода воли, теодицея, реинкарнация, карма, нирвана, дао, иллюзорность и многомерность индивидуальности, майтхуна, спонтанность... Это естественно, ибо в своих научных и философских работах Василий Налимов занимался органичным соединением и творческим развитием духовного наследия не только Запада и Востока, но всего человечества. Анализируя инварианты в религиозном сознании человечества и говоря о единстве его духовного опыта, Налимов писал в книге 1978 года "Прошлое в настоящем" ( 23 ):

"О религиозных системах мира мы судим через их преломлённость в коллективном сознании несущих их культур. И в этом смысле все люди – несвободны... Отсюда и призыв Христа услышать Его обращение к нищим духом, свободным от тяжести коллективного сознания. Только несвободой, заданной всем прошлым, можно объяснить различие и вражду между католицизмом, протестантизмом и православием... Быть может, экуменизм – это стремление освободиться не столько от самих Традиций, сколько от гнёта этих традиций? И не есть ли это стремление к тому, чтобы стать нищим духом?..

Если многотысячелетний религиозный опыт Востока – только соблазн для христианина, если у великих религий мира выработалось действительно абсолютно несовместимое представление о Боге и о природе человека, то отсюда с неизбежностью следует, что духовный опыт человечества – только иллюзия. Таков наиболее сильный и действительно неоспоримый аргумент атеизма... Правда, история уже давно преподнесла нам трагический урок: крупные идеологические системы гибнут не от того, что кто-то борется с ними – их усилия всегда ничтожно малы, – а от неспособности адептов этих систем эволюцинировать и видеть старое в новом свете. А весь наш прогресс, может быть, только в этом и заключается...

Сейчас... нужно совсем другое – признание того, что духовный опыт человечества един. За правильными и дорогими нам символами-Словами хочется увидеть их глубинный смысл, не искажённый нетерпимостью дискретного видения мира. И тогда синтез происходит сам собой – он становится просто неизбежной необходимостью. На каком-то уровне мышления все противоречия просто снимаются. В этом смысл континуального, или, говоря старыми словами, диалектического видения мира. Здесь развязка многих дискуссий – оказывается, все споры ни о чём. Споры, порождаемые тем, что человек приучен нашей культурой преклоняться перед Словом, не видя всей безграничности стоящего за ним смысла" ( 23 ).

Имеющие уши – слышали. И те, кто их имеет – услышат. Гностико-анархическая традиция никогда не умирала в истории ни Европы, ни России, ни остального мира, и никогда не исчезнет из духовной жизни народа даже под самым тяжким гнётом тоталитаризма. Она уходит корнями в глубочайшую древность человечества, проистекая из тех бездн сознания, где оно растворяется в непостижимой для ума природе Бога, свободной и спонтанной. Путём самопознания и духовного подвига к ней становились причастны отнюдь не только высокообразованные люди утончённой интеллектуальной культуры в России, но открытые сознанием представители всех народов, религий и сословий. Непрерывная нить гностической традиции исчезнет только с самим человечеством. А может не исчезнет и с гибелью человеческого рода, возможной в результате преобладания в нём изумительной глупости. Ибо те, кто прошёл путь самопознания до конца, пребывают в иных состояниях бытия.

Силуэты вольного университета

Передача знания в обществе как социальная проблема всегда волновала Василия Налимова. Много учившись сам, в том числе 10 лет в вольном университете анархомистиков, и затем много преподавая в университетах, работая с А.Н.Колмогоровым, озабоченным задачами широкого образования, Налимов хорошо понимал все трудности сегодняшней системы образования в России и современном мире в целом. В 1991 году он предложил проект нового интегрального подхода к образованию, назвав его Силуэты вольного университета. Безусловно, Налимов был вдохновлён опытом вольного интегрального образования полученного им в анархо-мистических кружках русских тамплиеров. Отказавшись от пересказа, полностью предоставлю слово Василию Васильевичу:

"Назрело время создать Вольный Университет (или Академию) человека будущей культуры, где обсуждались бы разнообразные дисциплины, начиная с математики, теоретической физики, космогонии и биологии и кончая философией, религиоведением, психологией, психотерапией, философской антропологией, искусствоведением...

Допустим, что такой университет будет двух или трёхгодичным, с полным учебным днём (дополнительные 2 года – на специализацию). И даже в этом случае не удастся передать слушателю всё многообразие нашей стареющей культуры – дряхлеющей от непомерной ноши накопленного. Но важно другое – не передать весь багаж накопленного, а показать, где и что можно и нужно искать и объединять... " ( 62 , с.101).

Позже, в одном из интервью Василий Налимов говорил:

"Университет должен возродиться в новом качестве – для объединения, собирания культуры как целого. Тогда-то и появятся учителя для школы и политические деятели, способные мыслить... Самым существенным в этом университете будет, конечно, попытка показать, как иррациональное может совмещаться с рациональным. Нельзя продолжать жить в расщеплённости этих двух начал, которую всё ещё пытается отстаивать дряхлеющая парадигма нашей культуры.

Развиваемый нами подход опирается на медитационную практику, иррациональную в своей основе, поскольку в медитации человек выходит за пределы привычных причинно-следственных связей, представлений о пространстве и времени, смысловых шаблонов сегодняшней культуры..." ( 71 , с.8-9).

Из "Декларации об основании Вольного Университета" (принята Философской Ассоциацией "Вторая смена" 26.06.1994):

"...Мы констатируем глубочайший кризис, характеризуемый утратой ценностных ориентиров, целостности и преемственности культуры, деградацией системы образования и ведущий, возможно, при неосознавании его и пассивности нашей, к гибели цивилизации и самой жизни на Земле. Мы не можем далее молчаливо наблюдать за... растлением нравов, порабощением разума и уничтожением природы. Унижение культуры творится под флагом утилитаризма и прагматизма, в атмосфере релятивистского безверия и гедонизма, насаждаемого масс-медиа.

Мы полагаем, что кризис мысли вызван... отрывом философии от науки и веры от знания. В России же, с муками выползающей из-под обломков тоталитаризма, слепая вера в чудо оживления, притязания "экономической магии", обскурантизм и ожесточение нравов, культ наживы и вседозволенности, питаемые аморализмом "выкрестов" от номенклатуры, – этот пир нового Хама во время чумы – грозят катастрофой едва ли не планетарного звучания.

...Мы хотим вдохнуть новую жизнь в одну из немногих жизнеспособных точек умирающего тела культуры – в одряхлевшую и обескровленную систему высшего образования... Мы хотим воспроизвести и передать новому поколению "ядро" мировой и отечественной культуры – духовный опыт – как залог сохранения человечества и живой природы.

Вольный Университет – это новый тип образовательного учреждения, ориентированный на воспитание универсально образованного, культурного, интеллигентного человека, восприимчивого к реальности, открытого к диалогу, способного к самообразованию и духовному саморазвитию, к самостоятельному освоению знаний и передаче культурного опыта другим людям..." ( 71 , с.9).

Василий Васильевич хорошо понимал, что такой – альтернативный существующему подход к образованию представляет трудности не только в России, но для всех индустриально развитых стран, несмотря на разнообразные экспериментальные попытки создать университеты и школы нового типа, начавшиеся на Западе ещё в 1960-х годах и даже ранее:

"...Остаётся открытым вопрос: сумеет ли культура будущего объединить всё своё тысячелетиями накопленное состояние, или оно останется разбросанным по разным закромам, упрямо сохраняя свою обречённость – быть неспособной к совместному действию? А если всё останется как было, то в чём смысл самой культуры? Или здесь мы находимся на пороге новой формы эзотеризма?" ( 62 , с.102).

В этой связи необходимо процитировать следующее важное замечание:

"Не нужно думать, что эзотеризм – это нарушение демократии. Наука тоже по-своему эзотерична – никто не может без специальной подготовки постигнуть содержание серьёзных книг по математике или теоретической физике. Популяризация науки только вульгаризирует её. То же относится и к искусству. Хорошо поставленное обучение в университете – это тоже своего рода посвящение: профессор передаёт своим ученикам нечто большее, что есть в учебниках. Он создаёт интеллектуальную атмосферу, в которой обучается студент" ( 1 , с.313).

Передавший прометеево пламя

Здесь уместно поделиться, не останавливаясь на деталях событий и жизненных ситуаций, некоторыми общими личными впечатлениями о В.В. Налимове.

С Василием Васильевичем я познакомился в мае 1981 года, после того как прочитал многие его публикации в научной и научно-популярной прессе, а также философские работы в самиздате. Познакомил нас мой отец, в то время жадно поглощавший идеи и работы Налимова. В те годы его имя уже было легендарным среди интеллигенции, интересовавшейся гуманитарными и общемировоззренческими проблемами. В затхлой, удушливой атмосфере позднего брежневского правления статьи Налимова были удивительно смелыми, новыми, поэтическими и одновременно методологически строгими. Само их появление в СССР казалось чудом. За короткими насыщенными смыслом фразами Налимова ощущалась огромная невысказанность: тогда ещё не была известна его принадлежность к Восточной ветви Ордена Тамплиеров, ни развёрнута вероятностная теория спонтанности сознания.

Относясь с предельной ответственностью и вниманием к своему общению с людьми, в котором Налимов был очень демократичен, он никогда ни с кем не играл в "духовное учительствование". У него были ученики, но – в науке. И были те, на кого общение с ним оказало большое духовное воздействие. Он сочетал в себе детскую мягкость натуры с алмазной твёрдостью характера и прозрачностью личности. Поэтому для людей с гипертрофированным эго столкновение с ним могло быть очень болезненно, и такие печальные случаи мне приходилось наблюдать.

Главной чертой общения Василия Васильевича с людьми была простота – та же простота, какую отличает стиль его мемуаров. И редкое умение слушать – он всегда живо задавал раскрывающие сознание человека вопросы о самом разном, что делалось в повседневной жизни, никогда при этом не нарушая границ свойственной ему тонкой деликатности. Обычно он был лаконичен. Но слова его были "на вес золота". Иногда кто-то рядом мог произнести страстную речь, но Василий Васильевич добавлял в конце лишь одну фразу, всего несколько слов, и они давали больше, чем все красивые и вполне искренние философствования других присутствовавших. Одной такой фразой он мог снимать проблему спора, переводя внешний конфликт во внутреннюю сферу самопознания, духовной работы и глубокого примирения людей. Больше того – само присутствие Василия Васильевича меняло сознание и ракурс восприятия жизни у чуткого человека.

Интенсивность беседы с Налимовым могла поддерживаться только серьёзностью постановки мировоззренческих и духовных вопросов при искренности и действительном интересе человека к этим вопросам. Тогда время как бы исчезало – Василий Васильевич всегда говорил по существу вещей, и раскрытость его собственной мысли поддерживалась именно напряжённостью мысли собеседника. Когда она иссякала – угасал и разговор. Но если он мог идти на должном уровне – не было запрещённых тем и вопросов, а всё держалось на корректности мысли и общения, на искренности и глубине личного духовного поиска. К нему у Налимова было абсолютное уважение, независимо от возраста и социального положения собеседника.

Тогда можно было приблизиться к тайным смыслам вещей, которые открывались вне слов – в глубине недоговорённости и молчания между словами... Общение с Налимовым всегда имело для меня мистическую и какую-то магическую размерность: в нём могло непосредственно предаваться то, что заключалось в его книгах. Причём это не было передачей мыслей, ни тем более каких-либо догм, которые требовалось бы усвоить. Наоборот: после каждого разговора с ним на несколько часов или даже дней в сознании словно взрывался творческий фонтан собственных идей и образов, одновременно исцеляющих, успокаивающих и несущих силу. По личному опыту могу сравнить это с результатами интенсивной практики кундалини-йоги или медитационной работы с мощными психоактивными препаратами.

Налимов никогда не навязывал ни своих убеждений, ни советов, тем более, если их не спрашивали. Скорее, он делал намёки. Наиболее ценными оказывались его незамысловатые, спонтанно рассказываемые истории из обыденной жизни. Такие его советы отличала не сразу воспринимаемая людьми мудрость большого жизненного и глубочайшего духовного опыта. А чем серьёзнее были его прямые рекомендации, тем мягче – почти незаметно – они звучали. Но тем мощнее эти слова могли преображать жизнь человека, если тот был способен к ним прислушаться, хотя на реализацию некоторых советов могли уйти годы труда.

Из первых рук

Василий Васильевич Налимов, рождённый и ушедший в Москве, больше не живёт среди нас. Тем, кто его знал, это по-прежнему больно. Те, кто знал его лично, называют Налимова по-разному: "Учёный, Учитель, Друг, Зэк, Танцор-Канатоходец, Трансперсоналист, Мастер Смыслов, Первосвященник, Апостол Спонтанности..." ( 75 ). Его по праву называют также "одним из самых ярких философов современности" и "русским провидцем" ( 76 ).

Дух Василия Налимова, исключительно свободный и творческий, всегда присутствует в его книгах, ценность которых не утрачивается со временем. Хотя прошло уже 8 лет, как он больше не пишет ничего нового, ещё не всё прежнее опубликовано в России. Труды Василия Налимова обширны, тематика их энциклопедически разнообразна, глубина раскрываемых в них смыслов необъятна, возможность творческих практических приложений бесконечна.

В качестве заключения хочу процитировать несколько наиболее близких мне слов этого светлого гностика и последнего рыцаря одной из самых значительных духовных эпопей 20-го века:

"В ранней юности я получил православное воспитание и одновременно понял всю серьёзность народного язычества – отец мой был этнограф. Уже в школьные годы я познакомился с движением, известным под названием "мистический анархизм", – его эзотерическим началом было возрождённое тамплиерство, идущее от гностицизма и Древнего Египта. Мистический анархизм был свободным братством верующих, ищущих новое – современное понимание христианства, опираясь на забытые, казалось бы, легенды прошлого. Каждый имел возможность отыскать свою собственную интерпретацию...

А.А.Карелин, создавший новое русское духовное движение, сообщил своим ученикам, что им самим было дано право осмыслить учение тамплиеров, в соответствии с ситуацией тех накалённых революционных дней" ( 61 , с.211-212, 241).

"Учение пришло из Парижа. Кто-то понял, что настало время, когда потребовалось вмешательство духовных сил. Было решено приоткрыть то, что хранилось в тайне, несмотря на возможность использования эзотерических идей в чуждых целях. По-видимому, так и случилось в Германии, когда стало созревать националистическое безумие [см. 7 ]" ( 61 , с.233).

"...революционные преобразования, как бы обращённые в Будущее, опирались на деспотические модели Прошлого: в нашей стране попытка достижения социальной справедливости осуществлялась методами террора и насилия, которое было имплицитным следствием логики классового подхода. А смоквы на терновнике, как известно, не растут. И вино новое не наливают в мехи старые... Россия, обращаясь к традициям Прошлого, пыталась опираться преимущественно на силу, не учитывая того, что благодаря развитию техники сила стала нестерпимо сильной. В результате в 20-м веке мы убили больше своих людей, чем любая другая страна мира" ( 35 , с.387-388).

"Страна больна – тяжело больна. Истощена сама земля нашей страны, загрязнены её воды, её воздух. Красота померкла. Исчерпал свои силы и сам народ. Изменился генофонд – истреблены самые сильные и смелые, верные свободе. Истреблены семьи непокорившихся интеллигентов, предпринимателей (купцов), умельцев (кустарей, крестьян). Прервалась связь поколений – нарушилась преемственность в передаче знаний, обычаев, традиций...

Стонет Земля – останки погибших в ней не захоронены по обычаям предков, свалены в кучи неизвестно где. И сам я не знаю, куда надо идти, чтобы поклониться праху отца и матери, брата и деда с бабушкой, друзьям юности и учителям своим. Кто может слышать – слышит стоны замученных, оглашающие астральные веси Земли.

Сколько столетий должно пройти, чтобы залечились эти раны? Нам приходится жить в атмосфере неумолчного стона, заново воссоздавать дружелюбное отношение Земли к столь тяжело согрешившему человечеству... Невозможно не вспомнить здесь стихи Ф.Тютчева, написанные в августе 1863 года, которые начинаются такой строфой:

В этом страшном стихотворении каждое слово применимо к нашей ситуации..." ( 62 , с.218-220).

"Оправдание насилия – это демоническое начало. Оно существует в нашем мире как некая духовная эпидемия (с.239)... Христианские церкви не раз попадали в ловушки сурового догматизма. Но это не специфическая особенность христианства. На наших глазах разыгрались трагедии нацизма и большевизма. Сейчас над нами нависла опасность русского фашизма. Речь может, следовательно, идти об удивительной и опасной склонности человека к свирепому и подчас преступному единомыслию. Это заложено в сознании, видимо, издревле, так же, впрочем, как и стремление к бунту" ( 61 , с.244).

"Но очень важно, что в стране было идейное и, по сути, политическое противостояние, базирующееся на внецерковном Христианстве... Глобальный кризис, охвативший всю западную культуру, нельзя будет преодолеть, не обращаясь к обновлённому Христианству" ( 61 , с.234).

"И, наконец, мы поняли, что ненасилие – это основной идеал христианства... Камнем преткновения для христианства было искушение властью. Почти две тысячи лет шла борьба за право на насилие во имя Христа, хотя сам Иисус отверг власть. В наши дни эта тема обрела трагическое звучание: техника угрожающим образом вмешалась в нашу жизнь. Она дала нам такие средства для проявления насилия, которые грозят гибелью человечеству, природе и самой Земле. Обновлённая культура должна стать культурой ненасилия – иначе гибель неизбежна" ( 61 , с.247).

"Русский анархизм – это своеобразное и примечательное явление российской культуры... Уйдя от этой черты российского характера, задавив её... властью тюрьмы и лагеря, мы подошли к катастрофе сегодняшнего дня. И никакая экономическая реформа сама по себе не выведет из кризиса. Российскому духу нужна русская вольность. Сломив её, сломали и самого человека" ( 62 , с.208)... "Разрушение личности ведёт к разрушению страны. Древние воспитывали героев, чтобы процветал народ" ( 69 , с.52).

"Только через новое мировосприятие можно будет преодолеть кризис, который непрестанно нарастает на наших глазах с начала 20-го века" ( 1 , с.365).

"Западная наука в течение почти 300 лет находилась в тисках того жёсткого детерминизма, который был навязан нам ещё Иудаизмом через Ветхий Завет, который оказался у истоков нашей культуры. Всё тот же безусловный детерминизм мы находим и у народов, находящихся на стадии примитивных культур...

Может быть, самым разительным отличием науки от всех иных, когда-либо существовавших в прошлом культур, является то, что наука в своём развитии непрерывно ставит учёных перед новыми, всё усложняющимися проблемами, за которыми вырисовываются новые тайны Мира. Развитие науки – это нарастающая драматургия обнаружения новых, ранее незримых тайн. Если раньше человечество становилось лицом к лицу с новыми тайнами только в дни прихода великих учителей – Будды, Христа... – то теперь обнаружение новых тайн стало почти повседневностью" ( 15 , с.275).

"Если мы ещё готовы считать, что проблема " сознание – материя " остаётся философской проблемой, то отсюда с неизбежностью следует, что философия сталкивается непосредственно с физическим экспериментом. Таким образом, в западной науке происходит прорыв в неведомое, совсем недавно ещё просто немыслимое... И то, что раньше называлось парапсихологической деятельностью, сейчас становится рутинным физическим экспериментом. Выясняется, что можно найти... физические метафоры разума... Перед нами открывается возможность прямого, аппаратурно не опосредованного воздействия сознания на физически реализуемую его метафору" ( Метафизика сознания: Авторские комментарии к книге "Спонтанность сознания" – 62 , с.43-44).

"Примечательным стало то, что теперь, наконец, открылась возможность моста между материей и сознанием. Мы подошли к изучению запретного. Пока сделано немного, но путь открыт... Может быть, встав на этот путь, мы подойдём к возможности серьёзно обсуждать и тему жизнь-смерть. Хочется думать, что так мы подойдём к центральной проблеме 21-го века" ( 57, с.50).

"Мне представляется, что в парадигме нашей культуры должны произойти радикальные, пожалуй, даже революционные сдвиги. Надо будет прежде всего освободиться от всех доктринальных пут – какими бы они ни были: идеологическими, философскими, научными, религиозными или эстетическими. Для того, чтобы это произошло, надо, чтобы парадигма культуры стала многомерной структурой" ( 62 , с.30).

"В наше трудное время, когда многим кажется, что философия остановилась в своём развитии, я пытаюсь создать философское направление мысли как Вероятностно ориентированное мировоззрение. Это вполне естественно в наши дни, поскольку современная концептуальная парадигма начинает отходить от жёсткого детерминизма, склоняясь к вероятностному миропониманию. Отличительной чертой моего подхода является устремлённость к целостности. В своих построениях мне хочется опираться на всё возможное многообразие культуры наших дней, не выпуская при этом из виду и великие культуры прошлого.

Я использую, с одной стороны, многие разделы науки: математику, теоретическую физику, языкознание, религиоведение, с другой – обращаюсь к глубинным – иррациональным процессам нашего сознания, включая мистический опыт, в том числе и личный. Всё это многообразие идей преломляется сквозь призму философской мысли, идущей ещё от Платона" ( 34 , с.457).

"Мы на самом деле очень богаты и духовно, и интеллектуально, и технически, но не умеем справиться с нашим богатством. В этом наша беда. Но как изменить ситуацию? Я не знаю. Никто не знает. Готового рецепта нет. Не надо создавать новых утопий, иначе опять воскреснет вождизм и тоталитаризм. Нужен свободный поиск новых, ненасильственных путей преображения. Надо, чтобы в этот поиск включилось практически всё общество, а не отдельные люди и группы" ( 62 , с.236).

"В своих мечтах я всегда старался расширить горизонт жизни – горизонт физической жизни и духовной... И сейчас я мечтаю о расширении горизонта жизни. Здесь я приведу по памяти слова Христа, запечатлённые в одном из апокрифических евангелий. Они звучат так: "Я долго странствовал в мирах и веках, прежде чем пришёл к воротам Иерусалима..." Я думаю, что и нам, людям, когда-то откроются такие возможности" ( 34 , с.10).

"...религия крайне нужна современному обществу. Нужно снова восстановить утраченную связь со Вселенной во всём многообразии её проявлений. Но сделать это надо так, чтобы религия вписалась в современную культуру со всем её критицизмом, почерпнутым из науки и философии. Религия, сохраняя себя, должна найти такие формы своего проявления, которые позволили бы ей попасть в резонанс с современными запросами. В мистическом анархизме... была сделана такая попытка. Но всё оказалось тщетным. Насилие обезумевшей власти всё истребило. И всё же свобода религиозной мысли стучится в двери нашей культуры" ( 1 , с.350).

"Хочется думать, что экуменическое движение приведёт к единой религии с личностными теологиями... Упомянем здесь широко известного немецкого теолога швейцарского происхождения Ганса Кьюнга – директора Института экуменических исследований в Тюбингенском университете... "Нельзя выжить без общемировой этики. Не может быть всеобщего мира без мира между религиями. Не может быть мира между религиями без диалога между ними..." ( 61 , с.247).

"Бог для меня всегда был Тайной. Великой Тайной. Мне близка апофатическая теология, прозвучавшая ещё у гностиков... Я думаю, наша встреча с Богом проявляется не только в молитве, ритуале, аскезе или догме, сколько в делании. Мы пришли на Землю для проникновенного Дела. Для Бунта. Для встречи с трагизмом, неизменно ведущим к страданию. Пришли, чтобы увидеть Христа во Всём" ( 1 , с.364).

"Опять прав оказывается поэт, вдохновенными строфами повествуя о том, что является глубинным мирочувствованием человека:

Эти удивительные слова принадлежат поэту и рыцарю осетинского народа – Косте Хетагурову. Вот какой открыт нам Путь. Вот какой вызов брошен человеку. Вот что он должен суметь и сумеет понять, если перестанет мучить насилием внешнюю и внутреннюю среду своего обитания. Если он хочет эволюционировать, то ему следует опереться на взаимопомощь и ненасилие, экзистенциальные образы которых ждут его в глубинах общечеловеческого опыта" ( 35 , с.384).

"В понимании христианства любовь – величайшая сила, организующая поведение человека. Здесь не нужны ни Закон, ни дополнительно разработанная этика... Может ли заповеданная нам любовь действовать на всех уровнях общественной жизни?!" ( 61 , с.223-225).

"Безусловно, женщина... а не мужчина рождает ребёнка... Будущее человечества задаёт она, и именно это связывает её с космическим началом жизни... В наши дни любовь просит восстановить благоговейное отношение к ней. Может быть, именно в этом, а не в чём-нибудь другом, наша основная задача в тревожные дни напряжённого существования. Задача грядущего тысячелетия. Но как она будет осуществлена?" ( 56 , с.255-256).

"В контексте размышлений о бессознательном ответ на привычный вопрос: что же делать? – мог бы прозвучать и так (Из древних орденских наставлений) ( 35 , с.391):

Paris – Poissy, 19 января 2005

Источник: http://www.biometrica.tomsk.ru/nalimov_bagr.htm