ПОЭЗИЯ РИММЫ ЗАПЕСОЦКОЙ

¤ ¤ ¤

Кого коснулся отблеск Света,
всего лишь отблеск поманил, –
того навеки Свет пленил,
на том Его осталась мета.

¤ ¤ ¤

Сплетая неклассический венок
в надежде сохранить слова живыми,
тасуя их в игре, любуясь ими,
ты мир творишь, и он простёрт у ног.

И пусть творишь ты только краткий миг,
мгновенье целое – ведь это много!
Ты автор, ты творец, посланец Бога,
и замысел Его в тебя проник.

А впереди совсем неблизкий путь,
здесь нужно только длинное дыханье.
Игра, и труд, и крыльев трепетанье –
вот творчества таинственная суть.

И замыслы свои отдав в залог,
ты целый мир выносишь за порог.

¤ ¤ ¤

Тысячелетье не было банальным,
но век двадцатый все рекорды бьёт:
привычным стал космический полёт
и ужас жизни экзистенциальный.

¤ ¤ ¤

Тысячелетью нашему вдогонку
бросаем мы прощальный долгий взгляд.
Миллениума швы ещё болят,
и время кровью пишет похоронку.

ТЫ

1
Ты – мой Путь, Поводырь мой и Свет,
и слепое, глухое творенье
Ты ведёшь за собой, чтобы зренье
мне открыть через тысячу лет.
Через жизни мучительный сон
Ты ведёшь к пробуждению духа,
чтобы дар абсолютного слуха
мне вручить на исходе времён.

2
Ты – жизнь, Ты – дерево до неба,
источник Ты воды и хлеба.
И я, Твоя лоза,
цепляюсь за Твою опору
и вверх ползу. И скоро, скоро
смогу открыть глаза.

ПАМЯТИ СКУЛЬПТОРА
ВАДИМА СИДУРА

Открытые Господа очи
вобрали спрессованный миг.
Взывающий к свету из ночи
в разверстую душу проник.

И зла роковое всесилье
разрушено парою рук,
воздетых у Жертвы насилья
уже за пределами мук.

И вновь воскресает надежда,
что факел Любви не потух.
В скульптуры в суровой одежде
вошёл созидающий Дух.

¤ ¤ ¤

В переплетении над Временем
всех траекторий и орбит
моя судьба под общим бременем
гордынь, открытий и обид.

Под знаком Господа распятого
звезду пасхальную слежу
и в межреберье рану пятую
рукой дрожащей нахожу.

И пульсом бьется ощущение
конца истории земной.
И жизнь уходит, а прощение
ещё не выстрадано мной.

ЛИЦА

Смотрю в глаза и вглядываюсь в лица,
исследую бумаги хрупкий тыл…
Они живыми могут лишь присниться,
их взгляд на фотографии застыл.

Куда ж они ушли, родные люди?
Во мне не успокоился их дух…
Но незаконны все мольбы о чуде
и слишком робки зрение и слух.

Ужель от них остались только лица
и вечный лёг на души их покров? –
Нет, знаю я, что призрачна граница
друг в друга проникающих миров.

ИЕРУСАЛИМ

Я по его бродила мостовым
и умирала каждую минуту:
он был таким вещественно-живым,
мираж, в душе моей рождавший смуту.

По торжищу на Крестном на Пути
шаг каждый как пройти мне удавалось?
Прости мой грех, о Господи, прости,
что сердце у меня не разорвалось!

Его я в горней видела дали,
но потеряла в дольнем измереньи.
И вновь найти его в земной пыли –
на это не хватило мне смиренья.

1989 - 1991

БОЖИЙ ГОРОД

Миг в городе Божьем на сломе эпох
и тысячелетий на грани…
И куст Моисеев еще не засох
на поле невидимой брани.

Здесь тридцать веков свой развеяли прах
и снова земля плодоносит,
и мир наш подлунный на всех языках
Творца здесь о милости просит.

Из камня пустыни тут строят дома,
грозят непрестанно соседи,
и Воля Небес проступает сама
в любом остающемся следе.

Еврейские буквы, арабская вязь
и рядом английский привычный —
такая кровавая, кровная связь
на вывеске самой обычной.

Блеск Мёртвого моря как явленный знак,
пульс космоса в каждой песчинке…
Даются тут силы рассеивать мрак
и крылья — ничтожной личинке.

1999-2000

¤ ¤ ¤

Как я живу негармонично,
как глупо, плохо я живу…
Блуждая в мире безразличном,
Тебя на помощь я зову.

Вся жизнь моя как наизнанку,
но есть надежда у меня
проснуться как-то спозаранку
и, образ вечности храня,

опять войти в Твои пределы,
Источник сил, Создатель мой!
Тогда смогу окончить дело,
тогда найду я путь домой.

¤ ¤ ¤

Творцом поставлена Игра,
где я, разумное творенье,
рождаю вновь стихотворенье,
как жизнь, на кончике пера.

И, как на шахматной доске,
Душа лишь пешка иль фигура.
Игра совсем не синекура,
и жизнь висит на волоске.

И нужно мне понять сквозь муть
потока смертного страданья
ответ великий Мирозданья,
Игры божественную суть.

¤ ¤ ¤

Я твёрдо знаю только то,
Что не отменит смерть никто,
Есть лишь надежды луч –
Любовь и милость к нам Творца.
Он с нами – значит, нет конца.
Вот к тайне жизни ключ.
Едва сквозь мрак забрезжит свет,
Кто я – придёт ответ.

¤ ¤ ¤

Когда приближается жизнь к завершенью,
тяжелые грешные дни
на чаше одной, на другой же – свершенья,
легки и прозрачны они.

Давно и упорно потомки Адама
иную реальность творят.
И краски, и буквы, и нотная гамма
включаются в этот обряд.

И смысла оттенки бывают полезны,
чтоб душу вдохнуть в матерьял.
И Врубель врубался в духовные бездны,
и Пушкин словами стрелял.

А кто-то находит источник в пустыне
и знает, что выше всего –
себя создавать как сосуд для святыни.
Но мир не узнает его.

¤ ¤ ¤

Заметим вдруг, что жизнь, по сути, гамма,
и со смиреньем скажем мы: мерси.
Нас вверх по синусоиде программа
от ноты «до» ведет до ноты «си».

От верхней «до» путь долог или краток –
но мы дойдем до нижней «до», увы.
И в Книгу судеб как сухой остаток
войдёт от пары строчек до главы.

Вселенная рождается из гаммы,
с Творцом наш продолжается Завет,
и действие идет всемирной драмы –
рассвет, закат и будущий рассвет.

¤ ¤ ¤

Всегда на мушке у судьбы,
всегда в Господней длани.
Мы дети Божьи и рабы
на жизненном экране.

Безумен наш подлунный мир:
в душе несовместимы
Освенцим, звёзды и Памир,
восход и Хиросима.

Качается земная ось
при буре-непогоде…
Так мало сделать удалось,
а время на исходе.

И нужно подводить итог:
кто я и что я значу?
Шагну я скоро за порог,
где будет всё иначе…

¤ ¤ ¤

Икринки во враждебном океане,
летящие по ветру семена,
пронзённое бессмертием сознанье,
в который раз воскресшая весна,
следы идей, блуждающих в эфире,
тот образ, что всегда неуловим,
и лёгкие прикосновенья к лире –
меня волнуют бытием своим.

МОЯ ЗВЕЗДА

Седьмого месяца числа седьмого
в закатный час я в муках родилась,
и мне была дарована основа,
и где-то высоко звезда зажглась.

И вот который год переплетаю
я нить основы с линией судьбы
и жизни бесконечность коротаю,
как зимний вечер в сумерках избы.

Узор мой не закончен и покуда
на вид небрежен он и некрасив.
Звезда моя не упадет, как чудо,
но, может быть, прочертит свой курсив.

¤ ¤ ¤

«Я мыслю, следовательно, существую»
Декарт                   

Я есть, я мыслю – значит, я
сейчас частица бытия,
сейчас, пока дыханье в теле
и дух одеждами пленён…
Но кто же я на самом деле,
и где же я в конце времён,
в конце исчерпанной Вселенной
найду иное бытиё,
в какой сосуд, сосуд нетленный
войдёт сознание моё?..
Иль за пределами Творенья
я стану вспышкой озаренья?

¤ ¤ ¤

О время, что проглочено
коварной суетою!
Иду я по обочине
с котомкою пустою.

Но мысль моя отточена
несбывшейся мечтою,
вопрос, как червоточина:
кто я и что я сто́ю?

Пусть истина в молчании,
но слышу я звучание
Божественного Слова:

ответ, где нет отчаянья
и нет в нем окончания –
лишь новая основа.

¤ ¤ ¤

Спасибо, Господи, Тебе,
за всё, что есть в моей судьбе,
и за исход летальный;
за страшный наш двадцатый век,
который вынес человек, —
и новый, виртуальный.

За всё Тебя благодарю,
любовь свою Тебе дарю –
ответный дар бесценный.
Дойдет же эхо этих слов
до сердцевины, до основ,
до всех концов Вселенной!

ВЫСОКИЕ СЛОВА

В судьбе – последняя глава
и в поднебесье – счастья птица,
но вновь душа моя стремится
найти высокие слова,

очистить смысл от шелухи
и до отпущенного срока —
пройти от устья до истока,
увидеть все свои грехи.

На гребне моды пошлый бред,
гримасы самовыраженья,
кошмар онлайн и отраженья
реальности, которой нет.

Но есть высокие слова,
и в них надежды обретенье,
культуры новое прочтенье –
и только в них душа жива.

¤ ¤ ¤

Когда погружаюсь в стихию стиха,
как будто проносятся мимо века.
Слова бормочу я, мир новый творя,
свободный от смерти и календаря.

В стихии, где действует магия слов,
я вновь собираю чудесный улов.
Из хаоса космос рождается вдруг,
вбирая в себя и восторг, и испуг.

Как будто я в космосе этом одна –
словами пьяна я, стихами больна.
Над бездной парю и стихи бормочу. –
Словами насытившись, снова молчу.

¤ ¤ ¤

Только пройдя через боль и искус,
через надежды крушенье,
жизни острейший я чувствую вкус,
и на пороге решенья,
на переломе понятий и вер
горькую мудрость изведав,
слышу впервые я музыку сфер —
неразложимое кредо.

¤ ¤ ¤

Бесконечно маленькая точка,
созданная в зоне мерзлоты,
на огромном дереве листочка
нету беззащитнее, чем ты.

Чуткая ко всем прикосновеньям,
раненная каждою бедой,
ты не прикрываешься забвеньем
и неравный принимаешь бой.

Гордая подобьем и отличьем,
ты упорно движешься вперёд,
и, расставшись с временным обличьем,
ты продолжишь вечный свой полёт.

¤ ¤ ¤

Во мне свои ростки пустили дни,
которых больше нет.
и, став воспоминанием, они
мне отдали свой свет.

По этим дням веду отсчёт пути,
и не поглотит сон
лишь боль и радость смертного — идти
с бессмертным в унисон.

¤ ¤ ¤

Я жизнь пишу в черновике.
Мне не постичь её самой.
Я мотылёк в Твоей руке,
О Боже мой.
Я крылья мну и слепо бьюсь.
К Тебе летит моя мольба.
О Боже мой, как я боюсь,
Как я слаба!

И сквозь покров мой крик проник.
Пронзил меня Твой взгляд прямой.
Дай силы мне на чистовик,
О Боже мой!

В НОЧНОЙ ОХРАНЕ

Смотрю из окон Эрмитажа,
как на дыбы встают мосты,
и кажется нелепым даже,
что есть законы красоты:

что вся её невыразимость
в обычных формулах живёт
и вся её неудержимость —
лишь показательный полёт.

но для меня неповторимы
вот этот час в ночной тиши,
бессонных мыслей вид без грима,
плохи они иль хороши.

И тянет призрачной порою
магнитом невская вода…
И страшно, что глаза закрою, —
и мир исчезнет навсегда.

¤ ¤ ¤

Для всех уставов я чужая —
в тяжёлый час осознаю
и в путь последний провожаю
беднягу-молодость мою.

Исчезли с ней мои надежды,
пропал как дым иллюзий рой.
Так ворох сношенной одежды
за дверь выносим мы порой.

И одиночество свободы
дороже мне любых оков.
За день — в душе промчались годы,
а в духе — множество веков.

МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ
И ВСЕМ СОРВАВШИМСЯ В ПОЛЁТЕ

Вам, сорвавшимся в полёте
посреди прыжка,
вам, познавшим тяжесть плоти,
вам моя рука.

Через жизни, через страны,
через космос весь
ощущаю ваши раны
я сейчас и здесь.

Все мы дети общей доли,
мы в цепи одной.
Верю: встретимся на воле,
воля — за стеной.

¤ ¤ ¤

Бывает изредка: приснится,
что отодвинута плита.
Душа попьёт живой водицы
и возвращается чиста.

Бывает изредка: проснёшься —
не давят тяжестью грехи
и всё, к чему ни прикоснёшься,
вдруг превращается в стихи.

¤ ¤ ¤

Лекарства от хронической мигрени
и книги заполняют мой приют.
Здесь прошлое скрывается, но тени
безжалостно его мне выдают.

И память свет выносит на задворки,
и времени попятные шаги
всё ближе к двери потайной… Но створки
сомкнулись вновь, и не видать ни зги.

Мой переход в другое измеренье
проходит через линию огня,
и парадоксы внутреннего зренья
и днём и ночью мучают меня.

Да, мне не избежать болезней роста,
пока живу в плену кривых зеркал.
И вспомнив обо мне, пусть скажут просто:
жил человек и истину искал.

¤ ¤ ¤

Мудрость печальную разум вложил
в Экклезиаста слова…
Вновь одиночество рвётся из жил
и торжествует молва.

Вновь повторяется всё на Земле —
скручено время в спираль.
Вновь инквизиция рыщет во мгле
и четвертует мораль.

Вновь за предгорьями вечной весны
мрачный зияет провал.
Вновь Просвещения сладкие сны
бунт Романтизма прервал.

Вновь расстаюсь я с наивной мечтой —
нужно мне дальше идти.
Боже, великой своей немотой
дай мне не сбиться с Пути!

¤ ¤ ¤

Я помню так много, что ношу
порою нести не могу,
и всё-таки знаю: не брошу
её на бытийном кругу.

Но нет, ничего я не знаю…
Задула свои маяки
судьба одинокая, злая,
и сердце зажала в тиски.

Желанье в Истории-бездне
оставить хоть маленький след
предстало симптомом болезни
в итоге всех прожитых лет.

И вспышка на древе прозренья
мне новое знанье дала:
о, трижды блаженно забвенье
на самой вершине ствола.

ОДИНОЧЕСТВО

Одиночество — трудное слово.
Одиночество — суть Бытия.
Одиночество — Духа основа.
Одиночество — доля моя.

¤ ¤ ¤

Мне датского принца сомненья,
как это ни странно, близки.
В себя я бросаю каменья,
живу я себе вопреки.

В себя попадаю я битой,
прицелясь в носителя зла,
и быть иль не быть перебиты
российским была не была.

За что же судьба мне такая?
А впрочем, я знаю, за что:
я нечто в слова облекаю
и словом пронзаю ничто.

МОЛИТВА

Не дай мне, Господи, покоя,
в себе несущего распад. –
В сравненьи с участью такою
любой предпочитаю ад.

Но дай покой благословенный,
необходимый, чтоб в пути
коснуться сути сокровенной
и ясность духа обрести.

¤ ¤ ¤

Когда души моей слепой
дыханье вечности коснулось,
она прозрела, встрепенулась
и горней двинулась тропой.

И с каждым шагом перед ней
всё глубже бездна открывалась.
Она скользила и срывалась,
сигнальных не найдя огней;

и лишь молилась об одном,
вновь равновесье обретая:
чтоб радость чистая святая
не оказалась сладким сном.

ПРОРОК

Созидатель законов
и священных страниц,
через сто рубиконов
ты идешь без границ.

Светлый, тысячеокий,
ты дарован Земле,
ты форпост одинокий
в наступающей мгле.

И в твоей цитадели
отдохнув на пути,
вновь к невидимой цели
суждено мне идти.

¤ ¤ ¤

Очень скоро исполнятся сроки,
очень скоро изменимся мы
и запомним простые уроки,
и уже не получим взаймы.

И откроется мрак преисподней,
где одна только точка видна,
и в рубахе последней исподней
мы исследуем душу до дна.

И тогда мы поймем и постигнем,
есть ли выход с другой стороны
в той стене, что мы сами воздвигнем
из булыжников нашей вины.

ПАМЯТИ ВЛАДИСЛАВА ХОДАСЕВИЧА

Сон вещий, нежность, боль - вот ключ
к душе ушедшего поэта.
Он беззащитен и колюч,
он странный гость с другой планеты.

Свобода – родина его,
и он, поэт, имеет право
не быть рабом, и оттого
предпочитает он отраву,
изгнанье, пулю иль тюрьму,
не видя выбора иного,
доколь юродивый в суму
живое впихивает слово.

И лира слишком тяжела,
и тяжко жизни коротанье,
когда набухшие крыла
торопят духа прорастанье.

¤ ¤ ¤

На ветру деревья гнутся
у далекого огня.
Вот и время оглянуться
наступило для меня.

Сколько было ожиданий
и наивности дурной,
и не выстроенных зданий,
спроектированных мной.

Я в плену у рока злого,
жаль, осталось мало дней,
жаль несказанного слова,
жаль погашенных огней.

Не спасает заклинанье,
и себя мне не избыть. -
Но зато приходит Знанье,
помогающее быть.

¤ ¤ ¤

В непостижимое поверьте:
один лишь легкий взмах ресниц
очей, не знающих границ,
возносит нас над бездной смерти.

И на каком тогда мы свете,
и на каком мы берегу —
я передать вам не могу
блаженные приметы эти.

И не способно наше слово
реальность эту воссоздать,
но попытайтесь угадать
дары небесного улова.