ПРИТЧИ  (в стихах)

БОЛОТО*

Под глубокой высью небосвода –
Низеньких деревьев полумрак…
Широко раскинулось болото,
Но когда-то было здесь не так.
Шелестели ласковые клёны,
А однажды в рощице густой
Под горою ключ забил студёный
С молодой живительной водой.
Не страшась дневного солнцепёка,
Пробивая путь среди камней,
Резво торопился от истока
Серебристый девственный ручей.
Танцевали быстрые стрекозы,
На глубоком дне желтел песок,
И роняли светлые берёзы
Слёзы в несмолкаемый поток.
По весне стремительные воды
Властно раздвигали берега;
Наступило время – через годы
Потекла могучая река.
Струи титаническим напором
Камни вырывали из земли;
Открывая новые просторы,
Плыли к горизонту корабли…
Как-то за одним из поворотов,
Где порос весь берег камышом,
В дымно-алом зареве захода
Показался сонный водоём.
Не шумели плещущие волны,
Только рябь бежала иногда,
И река спросила удивлённо:
«Отчего тиха твоя вода?» –
«Зов к каким-то далям мне неведом,
И судьбы не жажду я иной,
Променял я трудные победы
На отрадный сладостный покой…».
Зашумела чуткая осока,
Словно их беседу услыхав,
И река задумалась глубóко,
А потом промолвила: «Ты прав…
Вечно я спешу, спешу куда-то,
Мне давно пора бы отдохнуть,
А простор… Да разве это надо?..»
И она оставила свой путь.
Не стремясь в неведомые дали,
Как во власти вязких, мутных снов,
Воды постепенно затихали
Меж своих отлогих берегов.
Всю поверхность, словно паутина,
Ряска затянула… С той поры
Стала чахнуть пышная долина,
Появились тучи мошкары.
Скользкие лягушки и гадюки
Обрели средь кочек новый дом,
А порой рыдающие звуки
Раздавались в сумраке ночном…
…Огоньки гнилушек на болоте
Завлекут туда, где не пройти,
И трясина зыбкая поглотит
Путника, сошедшего с пути…

* Притчи «Болото», «Мухомор», «Кокон»
написаны по рассказам Ирины Голаевой.

МУХОМОР

У края болотистой сонной лощины
Когда-то косматая высилась ель.
Бывало, в незримых сетях паутины
Гудел меж иголок, запутавшись, шмель;
Зайчишка, охотников сбивший со следа,
Порой отдыхал под ветвями, застыв,
Но ствол подточили жуки-короеды,
И как-то свалил его ветра порыв…
Остался лишь пень – безобразный, трухлявый,
Но осенью вырос на нём Мухомор –
Осанистый, в шляпе малиново-алой,
Гриб выглядел словно герой-командор…
Совсем как в росиночках, в крапинках белых
(А значит, с Небес снизошла благодать!),
Наивных соседей уверить сумел он,
Что может любые вопросы решать.
Прослышали вскоре лесные зверушки:
Правитель взошёл на коряжистый трон, –
И с просеки дальней, и с ближней опушки
Частенько бежали к нему на поклон.
Расскажут о дрязгах и мелких раздорах, –
«Ну что же, – всегда говорил он в ответ, –
Здесь нужно подумать…» – (Мудрей Мухомора
На всём белом свете властителя нет!).
Червивый, от спеси раздувшийся важно,
Питался он лишь перегнившей трухой,
Взирая на всех свысока… Но однажды
Нарушился топкой лощины покой.
Сперва донеслось голосистое эхо, –
Наполнился тихий лесной уголок
Ауканьем, звуками детского смеха, –
А после сюда заглянул паренёк.
«Вот это находка! Скорее, ребята!
Глядите, красавец какой у меня!»
С толпой грибников появился вожатый
И весело фыркнул у старого пня.
«Да то мухомор! Он красив только с виду!
Ты лучше не трогай его, Алексей!
Ребята, запомните, он ядовитый,
К тому же, наверное, полон червей…»
С досадою пнул «властелина» Алёшка,
И тут наступил неизбежный финал:
Упав, разлетелась трухлявая ножка,
Остался замшелый гнилой пьедестал…

КОКОН

По стволу ветвистого граната,
Что зацвёл однажды у реки,
Ползали с рассвета до заката
Тёмные рогатые жуки.
Мельтешили юрко короеды,
С ношей торопясь туда-сюда;
Их весьма заботили всё лето
Тёплый кров, личинки и еда.
Все здесь жили так, как раньше – предки,
Но в тени, под кроною густой
Гусеница скромная на ветке
Размышляла над своей судьбой.
Как-то заявила насекомым:
«Я летать – не ползать рождена!» –
Показалось всем её знакомым,
Что она, конечно же, больна!..
Возмущались те, кто жил с ней рядом:
«Ну и еретичка! Стыд и срам!
Говорит, не только над гранатом
Золотится небо по утрам…
Мол, на свете есть другие кроны,
Где шумит такая же листва!..» –
Не прощали спорщице зелёной
Дерзкие, крамольные слова.
Но летели быстрые недели…
Под засохшей веткой, у ствола,
Где весною пели коростели,
Гусеница странно замерла.
«Видно, слишком много размышляла» –
Шепоток послышался вокруг.
«Ей всегда чего-то не хватало!» –
Заключил один рогатый жук.
«Да, была бедняжка виновата:
С обществом вступать любила в спор.
Поделом суровая расплата!» –
Завершила муха разговор…
…Покрывалась «спорщица» налётом,
Обрастала плотной кожурой,
А внутри усердная работа
Шла в преддверье участи иной…
Срок настал… Висевший одиноко
И уже не зливший никого,
Как-то раскололся серый кокон –
Новое явилось существо…
Собрались букашки отовсюду,
Глядя на него во все глаза,
Мураши шептали: «Это чудо!»
«Кто ты?» – раздавались голоса.
«Я же ваша бывшая соседка –
Та, кого манила высота,
Надо мной смеялись вы нередко,
Ну, а я… Я спорила всегда…»
«Гусеница? Быть того не может!
Ведь она недавно умерла…
А потом… Да разве вы похожи?
У тебя – два радужных крыла!»
«Да, летать я раньше не умела,
Только очень верила в себя,
И когда моё истлело тело,
Возродилось внутреннее «я»!..»
Долго все молчали удивлённо,
Оторвавшись от своих забот –
Высоко вспорхнув над тёмной кроной,
Бабочка отправилась в полёт…

КЛЁН*

Как вверху – так и внизу.
Гермес Трисмегист

У края дикого утёса
Рос одинокий старый клён.
С приходом первого мороза
Впадал он в непробудный сон.
Но оживали ствол и крона
В весенних ласковых лучах,
И трепетал убор зелёный,
И птицы пели на ветвях…
Чтоб листья разнесли по свету
Крупицы мудрости земной,
Могучий клён-отец всё лето
Передавал им опыт свой.
Как волновались листья-дети
На резвом северном ветру!..
И часто слышалось в беседе:
«Что ждёт нас осенью в миру?
Какие дальние дороги
Откроет с дерева полёт?..»
Одни, не ведая тревоги,
Тянули веточки вперёд –
Туда, в заманчивые дали,
Чтоб наиграться с ветром всласть!
Другие – зябли и мечтали
Поближе где-нибудь упасть…
Минуло лето. Вышли сроки,
Не за горами – холода…
И стал прощаться клён высокий
С детьми… Вот три его листа
Сорвались с ветки… Жёлто-алый
Боялся в пропасть улететь:
«Зачем мне странствовать? – шептал он. –
Ведь там опасностей не счесть!»
И у корней родного клёна,
Доволен выбранной судьбой,
Он лёг, вздыхая полусонно,
Чтоб превратиться в перегной…
…Второй – янтарный лист кленовый –
Воздушный подхватил поток;
Взмывал он в небо, падал снова…
И взгляды путников привлёк.
Художник нёс альбом и краски,
А лучший друг его – тетрадь.
Кружился яркий лист, как в сказке:
«Прошу меня нарисовать!..»
Нарисовать? Что ж, это можно!
Он был обоими воспет:
Картину написал художник,
Стихотворение – поэт.
…А что же третий лист? Багряный?
Летел он долго… Наконец
Упал у дома на поляне,
Где подобрал его мудрец.
Он истину Кибалиона, **
Как в книге, по листу прочёл:
«Прожилки – корни или крона,
А черенок похож на ствол…
Живое дерево питает
Реальность, скрытая от глаз,
И есть частица неземная
Во всём, что окружает нас…»
…Речь подхватил бродяга-ветер,
Её услышал старый клён.
«Надежды оправдали дети, –
Ему подумалось сквозь сон. –
Своё у каждого призванье:
У многих – радость красоты,
А кто-то дарит людям знанье,
Бесценной мудрости плоды…»

* Написано по притче О.Безымянной «Кленовый лист».
** Учение герметической философии древнего Египта и Греции.