ВЕРА МАРКОВА. НЕОБРАТИМОСТЬ РЕЧИ
Павел Крючков
Вера Николаевна Маркова (1907—1995) – русская поэтесса и переводчица, филолог, исследователь японской классической литературы. Родилась в Минске в семье железнодорожного инженера. Окончила японское отделение восточного факультета Ленинградского университета. В советской японистике создала уникальные подражания японской поэтической миниатюре (хокку, танка, вакка и др.) — афористичные верлибры, переходящие в белые стихи. Переводческую деятельность начала в 1950-е годы. В 1954 г опубликовала сборник «Японская поэзия». В 1981г. издала книгу переводов стихов американской поэтессы Эмили Дикинсон (1830—1886). Это была первая отдельная книга Дикинсон на русском языке. В 1993 году на собственные средства поэтессы был издан сборник стихов «Луна восходит дважды». Японское правительство высоко оценило труд Веры Николаевны Марковой по популяризации японской культуры в России, наградив её орденом Орденом Священного сокровища в 1993 году.
Посмотрите, пожалуйста, на лицо этой пожилой женщины — поэтессы, переводчицы, выдающейся японистки. Жалко, что карточка, как говорится, маленькая.
Фотографироваться ей было странно. Обмолвилась, что из-за больных ног давно не выходила на улицу, что продолжает много работать. На дворе стояло лето 1993-го (сужу по дарственной надписи на её единственной поэтической книге).
...Я вглядываюсь в снимок, и в который раз замечаю, что это доброе и терпеливое лицо высвечено изнутри. Ко дню нашей встречи я уже знал, что она — глубинный христианский поэт, почти неизвестный читателю. Вспомним пока общеизвестное.
Именно благодаря Вере Марковой многие из нас, вослед нашим читающим родителям, любят великих японских поэтов Басё и Иссу. Помнят, что означают слова хайку и хокку.
Говоря в полушутку — в отличие от крыловских лебедя, рака и щуки — старояпонские улитка на склоне Фудзи, ворон на голой ветке и лягушка у пруда — издавна остаются для читателя воплощением гармонической красоты и созерцательности.
В русском языке их прочно поселила Вера Маркова.
Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.
Меня, молодого и легкомысленного журналиста, отрекомендовал тогда Вере Марковой поэт и пушкинист Валентин Берестов. Через два года я усмотрел его имя среди других примечательных имен под текстом... некролога? — Нет, поминального гимна памяти Веры Николаевны. В наших газетах подобные слова мне раньше никогда не встречались.
«...Она являла собою пример того благородства и самоотречения, о которых современные писатели (да и читатели) попросту не подозревают...» И далее: «...“Молчальница”, затворница, схимница русской поэзии, своим присутствием, своим именем, своей верою она спасала очень многих — знавших её и незнакомых — от дурных слов и поступков...»
Самые близкие звали Веру Маркову — Добрушей. Сегодня её одухотворённая поэзия — на пути к нам.
¤ ¤ ¤
Я по дорогам памяти сквозной
Люблю скитаться, щурясь близоруко,
И вереницу тех, что были мной,
По росту расставляю, словно кукол.
Займи у самой маленькой, займи
Щепотку зоркости и удивленья.
Спроси у той, бегуньи лет семи,
Как ей жилось — до светопреставленья.
Займи у этой, не познавшей лжи,
Отмах руки, необратимость речи.
А этой все по чести доложи.
Она тебя возьмет к себе на плечи.
1983
ТУМАННЫЙ ДЕНЬ
На дне тумана тяжело дышать.
Весомость времени почти что зрима.
На плечи давит вековая кладь:
Оливы Галилеи, камни Рима.
Все времена спрессованы к концу.
Меж войнами иголки не продену.
Известно лишь Предвечному Отцу,
Какую Он готовит перемену.
Так стало душно, словно в душевой.
В тумане люди непричастны к тайне,
Но чувствуют всей кожей, всей душой
Трехтысячного года предстоянье...
1982
¤ ¤ ¤
Я плачу не о том, что свыше сил,
Что налита уже с краями чаша,
Что зверь — мой век надежды загасил,
Что Дантова передо мною чаща,
О малом плачу я. Не стоят слез
Грядущего знакомые печали.
Ведь вот оно, грядущее! Сбылось
Незримо, на другом витке спирали.
Вот почему приходит вещий сон
О том, что есть, а не о том, что будет.
И даже Страшный суд в конце времен
Уже свершился: нас все время судят.
1981
¤ ¤ ¤
Мне кажется, прикручено лучом,
Со мною облако вдоль жизни бродит,
Поддерживая блещущим плечом
Обломок солнца — тот, что не заходит.
На приторно-восторженной заре,
Когда всё небо солгало мне разом,
Оно одно, как древле Назорей,
Сказало правду — режущим алмазом.
Я по догадке облаком зову
Хранителя, которого не стою.
Гроза и Свет, во сне и наяву,
В час истины поговори со мною.
1983
ИЗ ЦИКЛА «ГОСУДАРЫНЯ-ПУСТЫНЯ»
Хвала звезде, над яслями вставшей!
Младенцу и Матери хвала!
Хвала росткам, а листве опавшей
Благодарение — жизнь отдала.
Полям, плодоносителям хлеба,
Путям, по которым идет колея,
Хвала! На земле замешено небо.
На небе замешена земля.
Канун Рождества Христова, 1981
ПАМЯТИ БОРИСА ПАСТЕРНАКА
Тебе Пилат не выдал подорожной,
Но в дальний путь он взглядом торопил.
Ты это знал, чудак неосторожный,
И в вещем сне себя похоронил.
Тебя, как сноп, сожгло живое пламя,
Твой рот сгорел от едкой соли слов.
Ты думал в августе проститься с нами,
Рукой ощупав влажность облаков.
Но кесарь-август опоздал с багрянцем,
Ледком едва подернулась сирень,
Когда пришел всегдашним самозванцем
Давно тобою выношенный день.
Сын человеческий, прошли мученья.
Других еще поставят на правеж,
Но ты до праздника Преображенья
Во дни потомков доживешь.
1964
¤ ¤ ¤
Читаю стихи медленно, медленно,
Раздвигая слова пространством.
Завертит ветер крылья мельницы,
Слова сольются, — пиши пропало!
Пробую слово бережно, бережно,
На вкус, на зрение, на осязание.
Слезами отмыто, светом отбелено,
Слово — родитель и создание.
1989
¤ ¤ ¤
Охапка осенних листьев.
С чем ты тягаешься, книга,
книга?
1979
Источник: https://foma.ru/vera-markova-neobratimost-rechi.html
Из воспоминаний Т.П. Григорьевой о В.Н. Марковой
Мало кто знал, что давно уже Вера Маркова пишет стихи и, как повелось тогда, складывает в стол. Только в последние года не могла молчать: стихи сами наплывали, и она лишь успевала записывать. Одна сшитая тетрадь – «Госпожа пустыня», другая – «Ночной дозор», третья, четвертая… Когда в последние годы навещала ее, слабеющую телом, но не слабеющую духом, ей не терпелось почитать новые стихи. А я только этого и ждала. Она вещала, стихи рождались разные: пророческие, исповедальные, о Судном дне, о древе познания, о Совести как спасении, о покаянии. И все это сошлось в одном сборнике «Луна восходит дважды» слава Богу, вовремя увидевшем свет (он вышел в «Современнике» в 1992 году). Что же позволило ей выстоять, не сломиться, не потерять себя?... Можно ответить одним словом: характер или призвание, что в сущности, одно и то же...
В последние годы Вера Маркова не выходила, отказывали ноги, но Бог ей даровал мир, куда богаче, чем за окном, и наложил завет: передать другим об увиденном, пережитом, и о чем-то еще, пусть неясном, но извечном… Стихи последних лет – плод мистического озарения, и потому достоверны. Не потому ли ей пришлась по душе Эмили Дикинсон, американская поэтесса прошлого века, до сих пор неразгаданная ни переводчиками, ни соотечественниками, ибо мистические натуры лишь отчасти проявляют себя, и то поневоле. А Маркова проникла и рассказала о ней, и перевела ее стихи, встретив в безлюдье родственную душу.
Но, наверное, главная мелодия поэзии Марковой – это дитя, извечное, неродившееся, но существующее постоянно, ощутимое почти физически. А, может быть, весь мир для нее дети, неразумные, шальные или добрые, милые, всепрощающие? И она смотрит на них материнскими глазами, всепонимающими, любящими... Не потому ли, что сама оставалась в душе ребенком, как бывает с одаренными людьми: они не взрослеют, лишь становятся мудрее.
Источник: https://raf-sh.livejournal.com/279410.html
¤ ¤ ¤
Любовь слоиста.
До верхнего неба далеко.
Не пролететь даже птице
Сквозь шесть небес.
Седьмое – черно,
И не мигает око Светила,
Дробящего вечность, как волнорез.
А для меня даже первое небо – порох.
Блеснуло, обрушилось, запорошило глаза.
Но зашуршит в траве
Твой невысокий посох,
И обовьется кольцом рука моя, словно лоза.
1982
¤ ¤ ¤
Сначала звук, слова потом
Цепляются за кончик нити.
А мы единожды живем,
Вы наших слов не сохраните.
Из-за чего же эта дрожь
И мания вскрывать гробницы,
Души и сердца нетерпеж,
Манок нетронутой страницы?
Не из-за и не для чего,
А так, блажная дурь находит.
За ней, конечно, старшинство.
Со дня творенья колобродит.
1982
¤ ¤ ¤
Есть по правую руку Господь,
Есть по левую руку нора.
А он, как зверь, все бежал вперед,
Ослепленный огнями фар.
«Да» и «нет» друг другу сродни,
Это мысли последний итог.
Но гонимого недолги дни,
А гонитель ответ приберег.
Мне бы крылья — окончить спор!
Мне б в искусство, петляя, нырять.
Есть по правую руку Господь,
Есть по левую руку нора.
1981
ЗАВЕЩАНИЕ СЫНУ
…Не привыкай ни к чему,
Гляди на все словно в первый раз
Не привыкай ни к воде, ни к хлебу,
Ни к низкому,
Ни к высокому небу…
Если сто раз тебе солгут,
Сто раз удивись, что слова так хрупки.
Если сто раз тебя истолкут,
Не привыкай ни к песту, ни к ступке.
Не доверяй привычным весам.
Не давай глазам зарасти коростой.
Это главное, это непросто.
О прочем ты догадаешься сам.
ЛУНА ВОСХОДИТ ДВАЖДЫ
Горы когтями ловили луну,
Но не могли к себе залучить.
Вновь отрастают по одному
Ее обрубленные лучи.
Это чудо я видела не одна:
Дважды в ночь поднялась луна.
Вот он, мост через темный кювет…
Вот осветилась дорога к дому…
Верю тебе, немеркнущий свет,
И человеческому, простому.
¤ ¤ ¤
Я солнца зимнего собой не заслоняю,
И время сквозь меня течет, теряя вес.
Полуоглохшая, усталая, больная,
Но на земле чудес
я – чудо из чудес.
Как льдинка,
человек во мне все больше тает,
По мостовой стучит, стучит капель.
Да, небо тяжело, но как оно блистает!
Да, тяжела земля, благословенна цель!
¤ ¤ ¤
Я так боюсь поддельного румянца,
Но вспыхну, словно от глотка вина,
И не прельщусь посулом самозванца,
Вассальной верностью пригвождена.
Не так-то просто, жмурясь перед кривдой,
Скрываться от себя и от других.
Блеснет зазор меж Сциллой и Харибдой.
И проскользнет неустрашенный стих.
И руки опущу, и отпылаю,
Вдоль стен, как в дни обстрела, семеня.
И никогда сама не разгадаю,
Кто говорил во мне и за меня.
1989
¤ ¤ ¤
Я вижу снег.
Он чередует
По воле света все цвета.
Я вижу свет.
Он днюет и ночует
У моего оконного креста.
Когда же нагляжусь я и устану
Уловленная снегом и крестом,
Когда ничем я неизбежно стану,
Я стану всем.
И помирюсь на том.
ВСТРЕЧА
Автобус полон…
Мелкое сметьё.
Ты поднял воротник, уткнулся в книгу
И на скамье вплываешь в забытьё.
Земная тяга не придавит книзу.
И отпадет толпа – постылый стыд,
И ты навстречу озаренью выйдешь…
А мать с Ребенком пред тобой стоит.
Они! Они!
Но ты их не увидишь.
1988
МОЛИТВА
Уже земле я неподсудна,
Дозволь из всех Твоих путей
Один мне выбрать, самый трудный:
Пошли меня хранить детей!
Когда дрожит небесный круг
От нестихающего крика,
Но мать не пробудил испуг,
Пошли меня, пошли, Владыко,
Принять дитя из мертвых рук.
Прекрасен труд мастерового,
Люблю игру его затей.
Отдай другим резец и слово.
Меня пошли хранить детей.
1982
¤ ¤ ¤
Казни меня или милуй,
Я – порожденье слепых стихий.
Они мной владеют до самой могилы,
По праву,
Не за мои грехи.
Дыханье моря – приливы, отливы
Гонят мою соленую кровь.
Руки мои – ветки оливы.
Череп – поющей сферы покров.
То, что есть, и будет, и было,
Мерзость мира и прелесть его,–
Господи, это мне не под силу! –
Но под силу Тебе – и несу, ничего.
1982
¤ ¤ ¤
Сестра и брат – Гармония и Хаос,
Кто старше? Кто кого переживет?
Что ж! Родилось и, кажется, распалось,
Качнулся мир, но музыка – оплот.
Ловлю ее в стихе, в сумбурной речи,
Но знаю, лучше слышит соловей.
Ему дано. Еще он недалече.
Он маленький судья семьи своей.
Еще он здесь. У старого колодца.
Как бы спешит все оплатить с лихвой.
Мы прощены, и песня остается,
И разговор меж мною и тобой.
1988
¤ ¤ ¤
Оплавит пламенем слова
Отчаянье, летя с обрыва,
А ненависть тем и жива,
Что огненно красноречива.
Надежда? Но ее лови
У отравителей сознанья,
И лучшие слова любви —
Прощание и поминанье.
Так что ж ты хочешь от меня?
Чтоб взглядом разомкнула дали,
Где вечно сеют семена
Нас пережившие печали?
Глаза и уши загражу
И в государыню-пустыню
Уйду. Там я найду грозу,
Свет перейму и тьмой застыну.
1981 — 1982
¤ ¤ ¤
«Витающий в пространстве волосок —
Глагол людской».
Да, так сказал мудрец.
Я вижу сталью скошенный лесок.
Я слышу крик, последний крик сердец.
Кровавые разомкнуты уста.
Они в пустыне мира вопиют.
Восход в конце Великого поста —
Благая весть, как колокол, пуста.
В каких словах найдет себе приют?
Наш рай земной посулом не сберечь.
Кто гибель обещал, лишь тот пророк.
Но и его провидческая речь —
Витающий в пространстве волосок.
Канун Рождества Христова 1981
СЛАДКОПЕВЕЦ
Певцы слепого упоенья…
А. Пушкин
Глухонемые неповинны.
Я осужден. Я знал. Я мог.
Свой чуткий рык, широкий, львиный,
Я утишил.
И он умолк.
Я долго дудочкой целебной
Дурманил дурней, словно крыс,
Но демон моего молебна
Мне втайне горло перегрыз.
Кому я крикну из-под снега,
Кому, пылая, посулю:
«Я — Слово. Альфа и Омега.
Чтоб воскресить, испепелю».
1984
¤ ¤ ¤
… ночь лимоном
И лавром пахнет…
А. Пушкин «Каменный гость»
Почем фунт света — знает полярная тьма.
Почем фунт лиха — узнает самый везучий.
А ночь пахнет лавром
И сводит метель с ума.
Я книгу с собой ношу —
Карманный Везувий.
Она сожгла палату мер и весов,
Смешала добро и зло,
И я геенну не кличу.
И мой тяжелый шаг почти невесом.
И мрамор моей руки отпускает добычу.
1986
¤ ¤ ¤
Я шла по улице домой.
Порвали псы меня на части.
Теряя первозданный строй,
Сползались пясти и запястья.
Пошел насмарку Божий труд,
И вот я поднялась — химера.
Подделками меня затрут —
Потерянный секрет промера.
Но свет, причудливей, чем тьма,
Блеснул, как на постели брачной.
Я вновь сама себе — сама,
Неприкасаемо прозрачна.
1988
¤ ¤ ¤
Наедине с собою, как с Богом.
Не смотришь, а видишь.
Сначала
С легким всхлипом, как пузырьки,
Всплывают и пропадают
Голоса, города,
Тени…
Потом становится тихо.
Медленно – по ступеням – восходит
Арктическая, ледяная,
Белая-белая мысль.
И я рисую на ней.
Скажи,
Для чего Тебе нужно
Все – и это еще:
Головоногий мой человечек,
Точка, точка и два крючочка?
Смеешься ли Ты,
Кладешь ли в папку и ставишь год
Или входишь в мое плечо
И тихо-тихо толкаешь руку?
Стань меньше, прошу Тебя!
Вот Тебе домик, и вот Тебе дождик,
Косоугольное облако,
Сбитые в пену листья
И длинные, удивленные звезды.
Прости!
Больше я ничего
Не умею.
1967
¤ ¤ ¤
Узнавая, не узнаю
Ни стены, ни стола, ни стекла.
Всю страну и всю жизнь мою
Память-птица пересекла.
Может, сверху они сон-трава,
Мелочь, россыпь, мякина веков…
Размололи их жернова,
Раскрошили их руки богов.
Падай камнем, птица моя!
Подними горизонты земли.
Как широко вдоль острия,
Как высоко люди прошли!
1983
ПОСВЯЩЕНИЕ МАРИИ
Я все отдаю,
Что гоже, негоже,
Доверясь правой, ее чутью.
Случится, виссон, придется, рогожу.
Кому, от левой руки утаю.
И только звуки колдовские,
Что сами льются, как дожди,
Я в ладанку зашиваю, Мария,
И спрячу у себя на груди.
14 июня 1981
¤ ¤ ¤
… И услышала я неслышное пение,
Сильное, как прибой,
И дневное столпотворение
Отключилось само собой.
И жизнь моя, обитая войлоком,
Блеснула острей ножа,
И меня унесло – вскачь или волоком
За оба ее рубежа.
И было начало и воскрешение
Одно, как мука с водой,
Пока звучало беззвучное пение
И дух мой был – не со мной.
1981
Источники:
http://alexandrtrofimov.ru/?p=7844&page=6
https://poem-of-day.rifmovnik.ru/2019/03/03/vera-markova/
https://www.facebook.com/vera.markova1907/